Page 101 - Война и мир 1 том

коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний
выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная,
что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в
зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута
соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и
один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к
нему вместе с другими. Опять закричал кто-то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре
человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё-таки подняли и
положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего-то, стал смотреть на даль, на
воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и
глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково-глянцовито блестела
вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь,
таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо…
«Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал
Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и
эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что-то, и опять все побежали куда-то
назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я
никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие
носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно
болезненно-тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал
про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из
глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук
коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная!
Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового
командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто
ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый
раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики
произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с
видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое
слово наповал .

IX

Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта,