Page 97 - Война и мир 1 том

Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая
рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу
эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько
лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и
стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем
особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются
обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно
проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в
пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки-то бы повытерлись, – обтирая
рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То-то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над
худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.

VIII

Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец
повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни
гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель,
вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из
лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не
дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое-где шевелились кучки наших
разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в
синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору.
Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и
смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и
беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за
неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось
над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали
звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было,
кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него.
Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная
и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и –
неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и
крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту
черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что
там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам
силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно-оживленными
людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду
неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений
всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над
головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары