Page 171 - Война и мир 1 том
P. 171

прошел стороной коридора.
                     – Кто это? – спросил Борис.
                     – Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр
               иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
                     – Вот  эти  люди, –  сказал  Болконский  со  вздохом,  который  он  не  мог  подавить,  в  то
               время как они выходили из дворца, – вот эти-то люди решают судьбы народов.
                     На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого
               сражения  побывать  ни  у  Болконского,  ни  у  Долгорукова  и  остался  еще  на  время  в
               Измайловском полку.



                                                              X

                     На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был
               в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты
               позади  других  колонн,  был  остановлен  на  большой  дороге.  Ростов  видел,  как  мимо  его
               прошли  вперед  казаки,  1-й  и  2-й  эскадрон  гусар,  пехотные  батальоны  с  артиллерией  и
               проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и
               прежде,  испытывал  перед  делом;  вся  внутренняя  борьба,  посредством  которой  он
               преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по-гусарски отличится в этом деле, –
               пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо
               провел  этот  день.  В  9-м  часу  утра  он  услыхал  пальбу  впереди  себя,  крики  ура,  видел
               привозимых  назад  раненых  (их  было  немного)  и,  наконец,  видел,  как  в  середине  сотни
               казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно,  дело  было кончено, и
               дело  было,  очевидно  небольшое,  но  счастливое.  Проходившие  назад  солдаты  и  офицеры
               рассказывали  о  блестящей  победе,  о  занятии  города  Вишау  и  взятии  в  плен  целого
               французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и
               веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только
               рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и
               адъютантов,  ехавших  туда  и  оттуда  мимо  Ростова.  Тем  больнее  щемило  сердце  Николая,
               напрасно  перестрадавшего  весь  страх,  предшествующий  сражению,  и  пробывшего  этот
               веселый день в бездействии.
                     – Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед
               фляжкой и закуской.
                     Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
                     – Вот  еще  одного  ведут! –  сказал  один  из  офицеров,  указывая  на  французского
               пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
                     Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
                     – Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
                     – Изволь, ваше благородие…
                     Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был
               молодой малый, альзасец, говоривший по-французски с немецким акцентом. Он задыхался
               от  волнения,  лицо  его  было  красно,  и,  услыхав  французский  язык,  он  быстро  заговорил  с
               офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не
               виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что
               он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse
               pas  de  mal  a  mon  petit  cheval  [    Но  не  обижайте  мою  лошадку,]    и  ласкал  свою  лошадь.
               Видно  было,  что  он  не  понимал  хорошенько,  где  он  находится.  Он  то  извинялся,  что  его
               взяли,  то,  предполагая  перед  собою  свое  начальство,  выказывал  свою  солдатскую
               исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести
               атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
   166   167   168   169   170   171   172   173   174   175   176