Page 170 - Война и мир 1 том

милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать.
Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою
латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков
улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам
говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг
добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ?
Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне
казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом
Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том-то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете
Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу
человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё-таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с
удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в
Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете,
соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с
графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю
платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал,
как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним
платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков
тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [ Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к
вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал
князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя
Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для
этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением
добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту
чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые
руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал
себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем
Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел
Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой
выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и
изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и
пристально-холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и
видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не
сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись,