Page 53 - Война и мир 1 том
P. 53
– Ayez confiance en Sa misericorde, [ Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему,
указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на
которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к
диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил,
что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились
на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со
страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не
оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего
места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему;
доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать
ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам
поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг
почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть
лицо, которое обязано совершить какой-то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что
поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта,
сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично-выставленные колени, в
наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и
что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует
действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех,
которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами,
величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза
его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к
нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел
испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [ Не унывать, не
унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему
было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi-heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [
Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился
удар какого-нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом
сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов
Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко
подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные
лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось
передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом,
выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer.
Venez. [ Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и
незнакомая дама, и еще кто-то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо
было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
XXIII