Page 53 - Война и мир 1 том
P. 53

– Ayez confiance en Sa misericorde, [    Доверьтесь Его милосердию,]    – сказала она ему,
               указав  ему  диванчик,  чтобы  сесть  подождать  ее,  сама  неслышно  направилась  к  двери,  на
               которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
                     Пьер,  решившись  во  всем  повиноваться  своей  руководительнице,  направился  к
               диванчику, который она ему  указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил,
               что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились
               на  него.  Он  заметил,  что  все  перешептывались,  указывая  на  него  глазами,  как  будто  со
               страхом  и  даже  с  подобострастием.  Ему  оказывали  уважение,  какого  прежде  никогда  не
               оказывали:  неизвестная  ему  дама,  которая  говорила  с  духовными  лицами,  встала  с  своего
               места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему;
               доктора почтительно замолкли, когда он проходил  мимо их, и посторонились, чтобы дать
               ему  место.  Пьер  хотел  сначала  сесть  на  другое  место,  чтобы  не  стеснять  даму,  хотел  сам
               поднять  перчатку  и  обойти  докторов,  которые  вовсе  и  не  стояли  на  дороге;  но  он  вдруг
               почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть
               лицо,  которое  обязано  совершить  какой-то  страшный  и  ожидаемый  всеми  обряд,  и  что
               поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта,
               сел  на  место  дамы,  положив  свои  большие  руки  на  симметрично-выставленные  колени,  в
               наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и
               что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует
               действовать  по  своим  соображениям,  а  надобно  предоставить  себя  вполне  на  волю  тех,
               которые руководили им.
                     Не  прошло  и  двух  минут,  как  князь  Василий,  в  своем  кафтане  с  тремя  звездами,
               величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза
               его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к
               нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел
               испытать, крепко ли она держится.
                     – Courage,  courage,  mon  ami.  Il  a  demande  a  vous  voir.  C'est  bien…  [    Не  унывать,  не
               унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…]   – и он хотел итти.
                     Но Пьер почел нужным спросить:
                     – Как здоровье…
                     Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему
               было совестно.
                     – Il  a  eu  encore  un  coup,  il  y  a  une  demi-heure.  Еще  был  удар.  Courage,  mon  аmi…  [
               Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
                     Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился
               удар  какого-нибудь  тела.  Он,  недоумевая,  посмотрел  на  князя  Василия  и  уже  потом
               сообразил,  что  ударом  называется  болезнь.  Князь  Василий  на  ходу  сказал  несколько  слов
               Лоррену  и  прошел  в  дверь  на  цыпочках.  Он  не  умел  ходить  на  цыпочках  и  неловко
               подпрыгивал  всем  телом.  Вслед  за  ним  прошла  старшая  княжна, потом  прошли  духовные
               лица  и  причетники,  люди  (прислуга)  тоже  прошли  в  дверь.  За  этою  дверью  послышалось
               передвиженье,  и  наконец,  всё  с  тем  же  бледным,  но  твердым  в  исполнении  долга  лицом,
               выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
                     – La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer.
               Venez. [   Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
                     Пьер  прошел  в  дверь,  ступая  по  мягкому  ковру,  и  заметил,  что  и  адъютант,  и
               незнакомая дама, и еще кто-то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо
               было спрашивать разрешения входить в эту комнату.



                                                             XXIII
   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57   58