Page 51 - Война и мир 1 том

время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное,
где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже
про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить
его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [ любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна
Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [ Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности
наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался
болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую,
мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [ В этом-то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала
княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой
мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается
сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!

XXII

В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах,
карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла
нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали
по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с
утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его.
Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том
свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к
парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в
мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер
разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна
Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них
внимания. Стало-быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною
Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо-освещенной
узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал,
для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по
задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про
себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног
какие-то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти
прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни
малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было
можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на
площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его
руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [ Поверьте, я страдаю не
меньше вас, но будьте мужчиной.]