Page 42 - Война и мир 2 том

наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил
Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами,
подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он
пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались;
ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему
было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать
страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему
было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и
деятельно-добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом
Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг
себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем-то белом.
Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна
раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий
череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и
слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем-то и открытый
ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь
вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего
необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие
– ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе
чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», –
говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего-то.
Дверь отворилась, и кто-то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий
человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными
шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными
перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и
часть ног, на шее было надето что-то вроде ожерелья, и из-за ожерелья выступал высокий,
белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером,
обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для
чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство
страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он
почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по
братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к
ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в
братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему
оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только
брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор
должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о
средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал
ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием
голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить
по-русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк-масонстве?
– Я подразумеваю, что франк-масонство есть fraterienité [ братство] ; и
равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он