Page 128 - Война и мир 3 том
P. 128
отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские
огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez-vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как
вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez-vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire à Smolensk, – сказал
Рапп, – le vin est tiré, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили
сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armée, – сказал он вдруг, – elle a bien diminué depuis Smolensk. La fortune est
une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence à l'éprouver. Mais la garde, Rapp,
la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая
распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия
цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось,
до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать,
потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A-t-on distribué les biscuits et le riz aux régiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис
гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно пока-
чал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пун-
шем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот
насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут выле-
чить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут
лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine à vivre. Il est organisé pour cela, c'est sa nature;
laissez-y la vie à son aise, qu'elle s'y défende elle même: elle fera plus que si vous la paralysiez en
l'encombrant de remèdes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps;
l'horloger n'a pas la faculté de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'à tâtons et les yeux bandés. Notre corps
est une machine à vivre, voilà tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устро-
ено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна,
чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти
известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами
может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив
на путь определений, définitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое опре-
деление. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть
сильнее неприятеля в известный момент. Voilà tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire à Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузо-
вым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу
в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и
делать все-таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и
вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не