Page 225 - Война и мир 3 том

Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и ожив-
ленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмываю-
щих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где
чешуйчато-золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты
движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это
было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувство-
вал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым,
ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть
его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и
вслед за тем треск и звон чего-то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполнен-
ный какими-то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подо-
шли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui-là, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов
на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не
видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui-là? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к
черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отни-
мать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut-
être c'est sou moutard au bonhomme. Faut être humain, voyez-vous… [Ребенок? Я слышал, что-то
пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Où est-il? Où est-il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший
за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким-то пятном на щеке,
в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним
в сад.
– Dépêchez-vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence à faire chaud.
[Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал
ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voilà votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros.
Faut être humain. Nous sommes tous mortels, voyez-vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем
лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном
на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав
чужого человека, золотушно-болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закри-
чала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отча-
янно-злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и
сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, кото-
рое он испытывал при прикосновении к какому-нибудь маленькому животному. Но он сделал
усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но
пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством
жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и
мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.