Page 220 - Война и мир 3 том
P. 220
на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти
новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять
овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело
что-то такое общее с Евангелием. Потому-то он попросил Евангелие. Но дурное положение,
которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз
очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал
через сени, на улице кто-то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя
толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом
и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит,
ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть
и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое вни-
мание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать
учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя
Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятель-
нее, яснее, чем когда-нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли
и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с
такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоро-
вом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким-нибудь
неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полу-
темной тихой избе и глядя вперед лихорадочно-раскрытыми, остановившимися глазами. Сча-
стье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека,
счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предпи-
сать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход
мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он
слышит это), услыхал какой-то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И
пити-пити-питии“ потом „и ти-тии“ опять „и пити-пити-питии“ опять „и ти-ти“. Вместе с этим,
под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой сере-
диной воздвигалось какое-то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он
чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие,
для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все-таки заваливалось и опять
медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растя-
гивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с
ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урыв-
ками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье
мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она
производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область
воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно
важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а
это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити-пити-пити и ти-ти – и пити-пити-
пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого-то князь Андрей. И
вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит
за что-нибудь, для чего-нибудь или почему-нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый
раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все-таки полюбил его. Я испытал то чувство любви,
которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю
это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во