Page 30 - Война и мир 4 том

длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили,
показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m-lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи
были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех
вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии,
возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее сча-
стье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла
всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее.
В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно
не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в
последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с
Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления
князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна
Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней –
осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому,
что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою
дружбу-любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в
первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна
в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувство-
вать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей боль-
шую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в
первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измучен-
ное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы
путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от
ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном
путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось
опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение
княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком
положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужас-
нулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова.
Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно-вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он
говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M-lle Bourienne
сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только,
незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на
город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и
колыхаясь, не остановилась где-то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце
были люди, прислуга и какая-то румяная, с большой черной косой, девушка, которая непри-