Page 31 - Война и мир 4 том

ятно-притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала
по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в
передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выраже-
нием быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала цело-
вать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя
мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо
было ей сказать что-нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие-то учтивые французские
слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила
это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее
ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Нико-
лушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный
мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m-lle Bourienne. Графиня лас-
кала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно
переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, весе-
лый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря
с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно.
После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял
сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее
увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, –
ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг
нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она
вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чув-
ство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех
окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю,
устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить
у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто
веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в
то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее
искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, запла-
кала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны
Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как
будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение –
выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко люби-
мому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю