Page 32 - Война и мир 4 том
P. 32
для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих
отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным
наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что
от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами
нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать
все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, про-
никавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела.
Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав,
закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все-таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать пла-
кать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала
княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от
страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опас-
ность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что
касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сдела-
лась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала
рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не
может жить… потому что…
XV
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя
княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни гото-
вилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня
тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение,
умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем
то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко
бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей
тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого
и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату.
Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими
глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо
и встретилась с ним взглядом.