Page 45 - Война и мир 4 том

V

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с непри-
ятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в
коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны
были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушива-
ясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался
рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалери-
стов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмот-
релся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны,
которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал
старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья
в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил,
что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего
офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад
и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагро-
вел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный пред-
мет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешен-
ства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился
на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся,
капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками
и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, кото-
рого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это
положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынеш-
нем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был маль-
чишкой-офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал
физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и стра-
дальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много
наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслуши-
вал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния
Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой
день. И Кутузов должен был опять согласиться.

VI

На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили.
Была осенняя ночь с черно-лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи
не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артилле-
рии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от
ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело.
Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле,
полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую
ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.