Page 60 - Война и мир 4 том

XIV

По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами,
принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они
попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с
частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди.
С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов.
Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись
бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне;
назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти
вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не
вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и
опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя
более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до
площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остано-
вились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумол-
каемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и руга-
тельства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его
воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома,
подле которого стоял Пьер.
– Народу-то! Эка народу!.. И на пушках-то навалили! Смотри: меха… – говорили они. –
Вишь, стервецы, награбили… Вон у того-то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей-богу!..
Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей-богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился-то, насилу
идет! Вот-те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках-то. Батюшки!.. Подра-
лись!..
– Так его по морде-то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это,
верно, самого Наполеона. Видишь, лошади-то какие! в вензелях с короной. Это дом складной.
Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же,
так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей-богу, девки! В колясках ведь
как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех
пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так при-
влекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками,
ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что-то крича-
щие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему
странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие
куда-то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти
никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась прини-
мать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы,
кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.