Page 72 - Двенадцать стульев

безалкогольные напитки: нестроевые нарзаны, лимонады и сифоны в проволочных сетках.

Кто же этот розовощекий индивид-обжора, пьянчуга и сластун? Гаргантюа, король
дипсодов? Силаф Фосс? Легендарный солдат Яшка Красная Рубашка? Лукулл?

Это не Лукулл. Это — Иван Иванович Сидоров или Сидор Сидорович Иванов; средний
гражданин, съедающий в среднем за свою жизнь всю изображенную на таблице снедь. Это
— нормальный потребитель калорий и витаминов, тихий сорокалетний холостяк, служащий
в госмагазине галантереи и трикотажа.

От статистики не скроешься никуда. Она имеет точные сведения не только о количестве
зубных врачей, колбасных, шприцев, дворников, кинорежиссеров, проституток,
соломенных крыш, вдов, извозчиков и колоколов, но знает даже, сколько в стране
статистиков. И одного она не знает. Не знает она, сколько в СССР стульев. Стульев очень
много.

Последняя статистическая перепись определила численность населения союзных республик
в сто сорок три миллиона человек. Если отбросить девяносто миллионов крестьян,
предпочитающих стульям лавки, полати, завалинки, а на Востоке — истертые ковры и
паласы, то все же остается пятьдесят миллионов человек, в домашнем обиходе которых
стулья являются предметами первой необходимости. Если же принять во внимание
возможные просчеты в исчислениях и привычку некоторых граждан Союза сидеть между
двух стульев, то, сократив на всякий случай общее число вдвое, найдем, что стульев в
стране должно быть не менее двадцати шести с половиной миллионов. Для верности
откажемся еще от шести с половиной миллионов. Оставшиеся двадцать миллионов будут
числом минимальным.
Среди этого океана стульев, сделанных из ореха, дуба, ясеня, палисандра, красного дерева
и карельской березы, среди стульев еловых и сосновых герои романа должны найти
ореховый гамбсовский стул с гнутыми ножками, таящий в своем обитом английским
ситцем брюхе сокровища мадам Петуховой.

Концессионеры лежали на верхних полках и еще спали, когда поезд осторожно перешел
Оку и, усилив ход, стал приближаться к Москве.
Глава XVI

Общежитие имени монаха Бертольда Шварца

Ипполит Матвеевич и Остап, напирая друг на друга, стояли; у открытого окна жесткого
вагона и внимательно смотрели на коров, медленно сходивших с насыпи, на хвою, на
дощатые дачные платформы.
Все дорожные анекдоты были уже рассказаны. «Старгородская правда» от вторника
прочитана до объявлений и покрыта масляными пятнами. Все цыплята, яйца и маслины
съедены.
Оставался самый томительный участок пути — последний час перед Москвой.

Из реденьких лесочков и рощ подскакивали к насыпи веселенькие дачки. Были среди них
деревянные дворцы, блещущие стеклом веранд и свежевыкрашенными железными
крышами. Были и простые деревянные срубы с крохотными квадратными оконцами,
настоящие капканы для дачников.

В то время как пассажиры с видом знатоков рассматривали горизонт и, перевирая
сохранившиеся в памяти воспоминания о битве при Калке, рассказывали друг другу
прошлое и настоящее Москвы, Ипполит Матвеевич упорно старался представить себе
музей мебели. Музей представлялся ему в виде многоверстного коридора, по стенам
которого шпалерами стояли стулья. Воробьянинов видел себя быстро идущим между ними.
— Как еще будет с музеем мебели, неизвестно. Обойдется? — встревоженно говорил он.

— Вам, предводитель, пора уже лечиться электричеством, Не устраивайте
преждевременной истерики. Если вы уже не можете не переживать, то переживайте
молча.