Page 67 - Двенадцать стульев

отец русской демократии ест холодную телятину. Никеша и Владя были вполне созревшие
недотепы. Каждому из них было лет под тридцать. Им, видно, очень нравилось, что их
пригласили на заседание.

Бывший гласный городской думы Чарушников, тучный старик, долго тряс руку Ипполиту
Матвеевичу и заглядывал ему в глаза. Под наблюдением Остапа старожилы города стали
обмениваться воспоминаниями. Дав им разговориться, Остап обратился к Чарушникову:

— Вы в каком полку служили?
Чарушников запыхтел.

— Я... я, так сказать, вообще не служил, потому что, будучи облечен доверием общества,
проходил по выборам.

— Вы дворянин?
— Да. Был.

— Вы, надеюсь, остались им и сейчас? Крепитесь.
Потребуется ваша помощь. Полесов вам говорил? Заграница нам поможет. Остановка за
общественным мнением. Полная тайна организации. Внимание!
Остап отогнал Полесова от Никеши и Влади и с неподдельной суровостью спросил:

— В каком полку служили? Придется послужить отечеству. Вы дворяне? Очень хорошо.
Запад нам поможет. Крепитесь. Полная тайна вкладов, то есть организации. Внимание.
Остапа несло. Дело как будто налаживалось. Представленный Еленой Станиславовной
владельцу «Быстроупака», Остап отвел его в сторону, предложил ему крепиться,
осведомился, в каком полку он служил, и обещал содействие заграницы и полную тайну
организации. Первым чувством владельца «Быстроупака» было желание как можно скорее
убежать из заговорщицкой квартиры. Он считал свою фирму слишком солидной, чтобы
вступать в рискованное дело. Но, оглядев ловкую фигуру Остапа, он поколебался и стал
размышлять: «А вдруг!.. Впрочем, все зависит от того, под каким соусом все это будет
подано».
Дружеская беседа за чайным столом оживилась. Посвященные свято хранили тайну и
разговаривали о городских новостях.
Последним пришел гражданин Кислярский, который, не будучи дворянином и никогда не
служа в гвардейских полках, из краткого разговора с Остапом сразу уяснил себе положение
вещей.

— Крепитесь, — сказал Остап наставительно. Кислярский пообещал.
— Вы, как представитель частного капитала, не можете остаться глухим к стонам народа.
Кислярский сочувственно загрустил.

— Вы знаете, кто это сидит? — спросил Остап, показывая на Ипполита Матвеевича.

— Как же, — ответил Кислярский, — это господин Воробьянинов.
— Это, — сказал Остап, — гигант мысли, отец русской демократии, особа, приближенная к
императору.

«В лучшем случае — два года со строгой изоляцией, — подумал Кислярский, начиная
дрожать. — Зачем я сюда пришел?»

— Тайный союз меча и орала! — зловеще прошептал Остап.
«Десять лет», — мелькнула у Кислярского мысль.

— Впрочем, вы можете уйти, но у нас, предупреждаю, длинные руки!
«Я тебе покажу, сукин сын, — подумал Остап. — Меньше, чем за сто рублей, я тебя не
выпущу».
Кислярский сделался мраморным. Еще сегодня он так вкусно и спокойно обедал, ел