Page 42 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 42
– Безнадежен! – Доктор развел руками. – Конец.
Деникин судорожно выхватил платок, прижал к глазам и затрясся. Плотное его тело все
осело. Кучка штабных придвинулась к нему, глядя уже не на труп, а на него.
Опустившись на колени, он перекрестил желто-восковое лицо Корнилова и поцеловал
его в лоб. Двое офицеров подняли его. Третий проговорил взволнованно:
– Господа, кто же примет командование?
– Да я, конечно, я приму, – высоким, рыдающим голосом воскликнул Деникин. – Об этом
было раньше распоряжение Лавра Георгиевича, об этом он еще вчера мне говорил…
В эту же ночь все части Добровольческой армии неслышно покинули позиции, и пехота,
кавалерия, обозы, лазареты и подводы с политическими деятелями ушли на север, в
направлении хуторов Гначбау, увозя с собой два трупа – Корнилова и Неженцева.
Корниловский поход не удался. Главные вожди и половина участников его погибли.
Казалось – будущему историку понадобится всего несколько слов, чтобы упомянуть о
нем.
На самом деле корниловский «ледяной поход» имел чрезвычайное значение. Белые
нашли в нем впервые свой язык, свою легенду, получили боевую терминологию – все,
вплоть до новоучрежденного белого ордена, изображающего на георгиевской ленте меч
и терновый венец.
В дальнейшем, при наборах и мобилизациях, в неприятных объяснениях с иностранцами
и во время недоразумений с местным населением – они выдвигали первым и высшим
аргументом венец великомученичества. Возражать было нечего: ну, что же, например,
что генерал такой-то перепорол целый уезд шомполами (шомполовал, как тогда кратко
выражались). Пороли великомученики, преемники великомучеников, с них и взятки
гладки.
Корниловский поход был тем началом, когда, вслед за прологом, взвивается занавес
трагедии, и сцены, одна страшнее и гибельнее другой, проходят перед глазами в
мучительном изобилии.