Page 74 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год
P. 74

6
                В те же дни конца мая, когда деникинская армия выступила во «второй кубанский
                поход», – над Российской Советской Республикой собралась новая гроза. Три чешские
                дивизии, продвигаясь с украинского фронта на восток, взбунтовались почти
                одновременно во всех эшелонах от Пензы до Омска.

                Этот бунт был первым заранее подготовленным ударом интервенции по Советскому
                Союзу. Чешские дивизии, начавшие формироваться еще с четырнадцатого года из
                живших в России чехов, затем из военнопленных, – оказались после Октября
                чужеродным телом внутри страны и вооруженно вмешались во внутренние дела.

                Склонить их на вооруженное выступление против русской революции было делом не
                простым. У чехов еще жило отношение к России как будущей освободительнице
                чешского народа от австрийской имперской власти. Чешские крестьяне, откармливая
                гусей к рождеству, по старой традиции говорили: «Еднего гуса для руса». Чешские
                дивизии, уходя с боями от наступающих на Украину немцев, готовились к переброске во
                Францию, чтобы на фронте демонстрировать перед всем миром за свободу Чехии, за
                участие ее в победе над австро-германцами.
                Навстречу чешским эшелонам, направлявшимся во Владивосток, двигались
                военнопленные немцы и особенно ненавистные венгры. На остановках, где сталкивались
                два встречных потока, бушевали страсти. Белогвардейские агенты нашептывали чехам о
                коварных замыслах большевиков, о их намерении будто бы разоружить и выдать немцам
                чешские эшелоны.
                Четырнадцатого мая на станции Челябинск произошла серьезная драка между чехами и
                венграми. Челябинский совдеп арестовал несколько особенно задиравшихся чехов. Весь
                эшелон схватился за оружие. У совдепа, как и повсюду по линии, были одни лишь кое-
                как вооруженные красноармейцы, – пришлось уступить. Весть о челябинском инциденте
                полетела по всем эшелонам. И взрыв произошел, когда в ответ на эти события был издан
                предательский и провокационный приказ председателя Высшего военного совета
                республики:

                «Все совдепы обязаны под страхом ответственности разоружить чехословаков: каждый
                чехословак, найденный вооруженным на железнодорожной линии, должен быть
                расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный
                солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных».

                Так как у чехов была превосходная дисциплина, спаянность и боевой опыт, в изобилии
                пулеметы и пушки, а у совдепов плохо вооруженные отряды Красной гвардии, без
                опытного командования, – то не совдепы, а чехи разоружили совдепы и стали хозяевами
                по всей линии от Пензы до Омска.
                Бунт начался в Пензе, где совдеп выслал навстречу четырнадцати тысячам чехов
                пятьсот красногвардейцев. Они повели наступление на железнодорожную станцию и
                были почти все перебиты. Чехи вывезли из Пензы печатный станок Экспедиции
                заготовления государственных бумаг, в большом бою разбили красных под Безенчуком и
                Липягами и заняли Самару.
                Так образовался новый фронт гражданской войны, быстро охвативший огромное
                пространство Волги, Урала и Сибири.



                Доктор Дмитрий Степанович Булавин лежал животом в раскрытом окне и слушал глухие
                раскаты артиллерийской стрельбы. Улица была пуста. Белое солнце нестерпимо жгло
                стены невысоких домов, пыльные окна пустых магазинов, ненужные вывески и
                асфальтовую улицу, покрытую известковой пылью.
                Направо, куда глядел доктор, на площади торчал деревянный, с выцветшими
                лохмотьями, обелиск, прикрывавший памятник Александру Второму; сбоку стояла
                пушка; кучка обывателей ворочала булыжники, что-то копала, явно бессмысленное. Тут
                были и протоиерей Словохотов, и краса и гордость самарской интеллигенции нотариус
                Мишин, и владелец гастрономического магазина Романов, и бывший член земской
   69   70   71   72   73   74   75   76   77   78   79