Page 132 - Три товарища

Булочник вздрогнул.
— Нет…

— Тогда я пришлю вам его завтра.
— Он не мог бы еще побыть здесь? — неуверенно спросил булочник.

— Зачем же? — удивился Фердинанд и подошел ближе, — Он вам не нравится?

— Нравится… но я хотел бы ненадолго оставить его здесь…
— Не понимаю.
Булочник умоляюще посмотрел на меня. Я понял: он боялся повесить портрет дома, где
жила эта чернявая дрянь.
Быть может, то был страх перед покойницей.

— Послушай, Фердинанд, — сказал я, — если портрет будет оплачен, то его можно
спокойно оставить здесь.

— Да, разумеется…
Булочник с облегчением извлек из кармана чековую книжку. Оба подошли к столу.

— Я вам должен еще четыреста марок? — спросил булочник.
— Четыреста двадцать, — сказал Фердинанд, — с учетом скидки. Хотите расписку?

— Да, — сказал булочник, — для порядка.
Фердинанд молча написал расписку и тут же получил чек. Я стоял у окна и разглядывал
комнату. В сумеречном полусвете мерцали лица на невостребованных и неоплаченных
портретах в золоченых рамах. Какое-то сборище потусторонних призраков, и казалось,
что все эти неподвижные глаза устремлены на портрет у окна, который сейчас
присоединится к ним. Вечер тускло озарял его последним отблеском жизни. Все было
необычным — две человеческие фигуры, согнувшиеся над столом, тени и множество
безмолвных портретов.
Булочник вернулся к окну. Его глаза в красных прожилках казались стеклянными
шарами, рот был полуоткрыт, и нижняя губа отвисла, обнажая желтые зубы. Было
смешно и грустно смотреть на него. Этажом выше кто-то сел за пианино и принялся
играть упражнения. Звуки повторялись непрерывно, высокие, назойливые. Фердинанд
остался у стола. Он закурил сигару. Пламя спички осветило его лицо. Мастерская,
тонувшая в синем полумраке, показалась вдруг огромной от красноватого огонька.

— Можно еще изменить кое-что в портрете? — спросил булочник.
— Что именно?
Фердинанд подошел поближе. Булочник указал на драгоценности:

— Можно это снова убрать?

Он говорил о крупной золотой броши, которую просил подрисовать, сдавая заказ.
— Конечно, — сказал Фердинанд, — она мешает восприятию лица. Портрет только
выиграет, если ее убрать.
— И я так думаю. — Булочник замялся на минуту. — Сколько это будет стоить?
Мы с Фердинандом переглянулись.

— Это ничего не стоит, — добродушно сказал Фердинанд. — Напротив, мне следовало бы
вернуть вам часть денег: ведь на портрете будет меньше нарисовано.

Булочник удивленно поднял голову. На мгновение мне показалось, что он готов