Page 253 - Три товарища

взвихренную ночь, переезжая с одной улицы на другую; на поворотах я придерживал
Готтфрида. чтобы он не соскользнул; время от времени мы останавливались в сотне
метров от какой-нибудь пивной, и Кестер размашисто бежал посмотреть, там ли они. Он
был одержим мрачным, холодным бешенством. Дважды он собирался ехать домой, чтобы
отвезти Готтфрида, но оба раза поворачивал обратно, — ему казалось, что именно в эту
минуту четверка должна быть где-то поблизости.
Вдруг на длинной пустынной улице мы увидели далеко впереди себя темную группу
людей. Кестер сейчас же выключил зажигание, и мы поехали вслед за ними бесшумно, с
притушенным светом. Они не слыхали нас и разговаривали.

— Их четверо, — шепнул я Кестеру.
В ту же секунду мотор взревел, машина стрелой пролетела последние двести метров,
выскочила на тротуар, заскрежетала тормозами и, заносясь вбок, остановилась на
расстоянии метра от четырех прохожих, вскрикнувших от испуга.
Кестер наполовину высунулся из машины. Его тело, словно стальная пружина, было
готово рвануться вперед, а лицо дышало неумолимостью смерти.
Мы увидели четырех, мирных пожилых людей. Один из них был пьян. Они обругали нас.
Кестер ничего им не ответил. Мы поехали дальше.

— Отто, — сказал я, — сегодня нам их не разыскать. Не думаю, чтобы они рискнули
сунуться на улицу.

— Да, может быть, — не сразу ответил он и развернул машину. Мы поехали на квартиру
Кестера. Его комната имела отдельный вход, и можно было войти в нее, не тревожа
никого. Когда мы вышли из машины, я сказал;
— Почему ты не сообщил следователям приметы? Это помогло бы розыску. Ведь мы его
разглядели достаточно подробно.
Кестер посмотрел на меня.

— Потому что мы это обделаем сами, без полиции. Ты что же думаешь?.. — Его голос
стал совсем тихим, сдавленным и страшным. — Думаешь, я перепоручу его полиции?
Чтобы он отделался несколькими годами тюрьмы? Сам знаешь, как кончаются такие
процессы! Эти парни знают, что они найдут милосердных судей! Не выйдет! Если бы
полиция даже и нашла его, я заявил бы, что это не он! Сам его раздобуду! Готтфрид
мертвый, а он живой! Не будет этого!
Мы сняли носилки, пронесли их сквозь ветер и метель в дом, и казалось, будто мы воюем
во Фландрии и принесли убитого товарища с переднего края в тыл.

Мы купили гроб и место для могилы на общинном кладбище. Похороны Готтфрида
состоялись в ясный солнечный день. Мы сами укрепили крышку и снесли гроб вниз по
лестнице. Провожающих было немного. Фердинанд, Валентин, Альфонс, бармен Фред,
Джорджи, Юпп, фрау Штосс, Густав, Стефан Григоляйт и Роза. У ворот кладбища нам
пришлось немного подождать. Впереди были еще две похоронные процессии. Одна шла
за черным автомобилем, другая за каретой, в которую были впряжены лошади,
украшенные черным и серебряным крепом. За каретой шла бесконечная вереница
провожающих, оживленно беседовавших между собой.

Мы сняли гроб с машины и сами опустили его на веревках в могилу. Могильщик был
этим доволен, у него и без нас хватало дел. Мы пригласили пастора. Правда, мы не
знали, как бы отнесся к этому Готтфрид, но Валентин сказал, что так нужно. Впрочем,
мы просили пастора не произносить надгробную речь. Он должен был только прочитать
небольшую выдержку из библии. Пастор был старый, близорукий человек. Подойдя к
могиле, он споткнулся о ком земли и свалился бы вниз, если бы не Кестер и Валентин,
подхватившие его. Но, падая, он выронил библию и очки, которые как раз собирался
надеть. Смущенный и расстроенный, щуря глаза, пастор смотрел в яму.
— Не беспокойтесь, господин пастор, — сказал Валентин, — мы возместим вам потерю.

— Дело не в книге, — тихо ответил пастор, — а в очках: они мне нужны.