Page 258 - Три товарища

— Всего доброго на новом месте, — сказал я.
— Премного благодарна. И вам всего хорошего. Но странно, что никто не знает про
Бунцлау, не правда ли?
Она вышла неверной походкой. Мы постояли еще немного в пустой мастерской.

— Собственно, и нам можно идти, — сказал Кестер.
— Да, — согласился я. — Здесь больше нечего делать. Мы заперли дверь и пошли за
«Карлом». Его мы не продали, и он стоял в соседнем гараже. Мы заехали на почту и в
банк, где Кестер внес гербовый сбор заведующему управлением аукционов.

— Теперь я пойду спать, — сказал он. — Будешь у себя?
— У меня сегодня весь вечер свободен.

— Ладно, зайду за тобой к восьми.
Мы поели в небольшом пригородном трактире и поехали обратно. На первой же улице у
нас лопнул передний баллон. Мы сменили его. «Карл» давно не был в мойке, и я здорово
перепачкался.
— Я хотел бы вымыть руки, Отто, — сказал я.

Поблизости находилось довольно большое кафе. Мы вошли и сели за столик у входа. К
нашему удивлению, почти все места были заняты. Играл женский ансамбль, и все шумно
веселились. На оркестрантках красовались пестрые бумажные шапки, многие
посетители были в маскарадных костюмах, над столиками взвивались ленты серпантина,
к потолку взлетали воздушные шары, кельнеры с тяжело нагруженными подносами
сновали по залу. Все было в движении, гости хохотали и галдели.
— Что здесь происходит? — спросил Кестер.

Молодая блондинка за соседним столиком швырнула в нас пригоршню конфетти.
— Вы что, с луны свалились? — рассмеялась она. — Разве вы не знаете, что сегодня
первый день масленицы?
— Вот оно что! — сказал я. — Ну тогда пойду вымою руки.

Чтобы добраться до туалета, мне пришлось пройти через весь зал. У одного из столиков
я задержался — несколько пьяных гостей пытались поднять какую-то девицу на столик,
чтобы она им спела. Девица отбивалась и визжала. При этом она опрокинула столик, и
вся компания повалилась на пол. Я ждал, пока освободится проход. Вдруг меня словно
ударило током. Я оцепенел, кафе куда-то провалилось, не было больше ни шума, ни
музыки. Кругом мелькали расплывчатые, неясные тени, но необыкновенно резко и
отчетливо вырисовывался один столик, один-единственный столик, за которым сидел
молодой человек в шутовском колпаке и обнимал за талию охмелевшую соседку. У него
были стеклянные тупые глаза, очень тонкие губы. Из-под стола торчали ярко-желтые,
начищенные до блеска краги…

Меня толкнул кельнер. Как пьяный, я прошел несколько шагов и остановился. Стало
невыносимо жарко, но я трясся, как в ознобе, руки повлажнели. Теперь я видел и
остальных, сидевших за столиком. С вызывающими лицами они что-то распевали хором,
отбивая такт пивными кружками. Меня снова толкнули.
— Не загораживайте проход, — услышал я.

Я машинально двинулся дальше, нашел туалет, стал мыть руки и, только когда
почувствовал резкую боль, сообразил, что держу их под струей кипятка. Затем я
вернулся к Кестеру.

— Что с тобой? — спросил он.

Я не мог ответить.