Page 43 - Три товарища

— Машина не застрахована, Робби, — сказал Кестер.
— Я буду ползти, как улитка, и сигналить, как междугородный автобус. Проеду всего
лишь несколько километров по городу.
Полуприкрыв глаза, Отто улыбнулся.

— Ладно, Робби, изволь.
— Скажи, а машина тебе понадобилась к новому галстуку, не так ли? — спросил
подошедший к нам Ленц.
— Заткнись, — сказал я и отодвинул его.

Он не отставал.
— Ну-ка, детка, покажи галстучек! — Он потрогал шелк галстука. — Великолепно. Наш
ребеночек в роли жиголо — наемного танцора. Ты, видать, собрался на смотрины.
— Сегодня тебе меня не обидеть. Молчал бы! Тоже мне фокусник-трансформатор!

Фердинанд Грау поднял голову.
— Говоришь, собрался на смотрины? А почему бы и нет! — Он заметно оживился. — Так
и сделай, Робби. Это тебе вполне подходит. Для любви нужна известная наивность. Она
тебе свойственна. Сохрани ее и впредь. Это поистине дар Божий. А лишишься его —
никогда не вернешь.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, — ухмыльнулся Ленц. — Родиться дураком
не позор. А вот умереть дураком — стыдно.

— Ни слова больше, Готтфрид. — Движением своей могучей руки Грау отмел его в
сторону. — Не о тебе разговор, несчастный романтик с задворок. О тебе никто не
пожалеет.
— Валяй, Фердинанд, выговорись, — сказал Ленц. — Выговориться — значит облегчить
свою душу.

— Ты вообще лодырь, — заявил Грау. — Да еще высокопарный.
— Все мы такие, — улыбнулся Ленц. — Все живем в долг и питаемся иллюзиями.

— Вот это точно, — сказал Грау и по очереди оглядел нас из-под своих кустистых
бровей. — Питаемся иллюзиями из прошлого, а долги делаем в счет будущего. — Потом
он снова обратился ко мне: — Наивность, сказал я, Робби. Только завистливые люди
называют ее глупостью. Не огорчайся из-за этого. Наивность — не недостаток, а
напротив, признак одаренности.

Ленц открыл было рот, но Фердинанд продолжал говорить:
— Ты, конечно, понимаешь, о чем речь. О простой душе, еще не изъеденной скепсисом и
этакой сверхинтеллектуальностью. Парсифаль был глуп. Будь он поумнее — никогда не
стал бы завоевывать чашу святого Грааля. В жизни побеждает только глупец. А умному
везде чудятся одни лишь препятствия, и, не успев что-то начать, он уже потерял
уверенность в себе. В трудные времена наивность — самое драгоценное из всего,
волшебная мантия, скрывающая от тебя обиды, в которые суперумник, словно
загипнотизированный, то и дело попадает.
Он отпил глоток и посмотрел на меня своими огромными голубыми глазами,
вправленными, точно два кусочка неба, в обрюзгшее, морщинистое лицо.
— Никогда, Робби, не стремись знать слишком много! Чем меньше знаешь, тем проще
живется. Знание делает человека свободным, но и несчастным. Давай выпьем за
наивность, за глупость и все, что к ним относится, — за любовь, за веру в будущее, за
мечты о счастье — за божественную глупость, за потерянный рай…

Он сидел, грузный и неуклюжий, внезапно уйдя в себя и в свое опьянение, — одинокий