Page 47 - Три товарища

— Добавил вам еще свежей колбасы.
— Неплохая идея, — сказал я.

Альфонс доброжелательно посмотрел на нас. Принесли водку. Три рюмки. Одну для
Альфонса.

— Что ж, давайте чокнемся, — сказал он. — Пусть наши дети заимеют богатых
родителей.

Мы залпом опрокинули рюмки. Патриция тоже выпила водку единым духом.
— Крепко, крепко, — сказал Альфонс и зашаркал к своей стойке.

— Нравится вам водка? — спросил я.
Она поежилась.

— Немного крепка. Но не могла же я оскандалиться перед Альфонсом.
Отбивные были что надо. Я съел две большие порции, и Патриция тоже ела с аппетитом,
которого я в ней не подозревал. Мне очень нравилась ее простая и непринужденная
манера держаться. Без всякого жеманства она снова чокнулась с Альфонсом и выпила
вторую рюмку.

Он незаметно подмигнул мне, — дескать, правильная девушка. А Альфонс был знаток. Не
то чтобы он разбирался в красоте или культуре человека, но он умел верно определить
его сущность.
— Если вам повезет, вы сейчас узнаете главную слабость Альфонса, — сказал я.

— Вот это было бы интересно, — ответила она. — Похоже, что у него нет слабостей.
— Есть! — Я указал на столик возле стойки. — Вот…

— Что? Патефон?
— Нет, не патефон. Его слабость — хоровое пение! Никаких танцев, никакой
классической музыки — только хоры: мужские, смешанные. Видите, сколько пластинок?
Все сплошные хоры. Смотрите, вот он опять идет к нам.

— Вкусно? — спросил Альфонс.
— Как дома у мамы, — ответил я.

— И даме понравилось?
— В жизни не ела таких отбивных, — смело заявила дама.

Альфонс удовлетворенно кивнул.
— Сыграю вам сейчас новую пластинку. Вот удивитесь!

Он подошел к патефону. Послышалось шипение иглы, я зал огласился звуками могучего
мужского хора. Мощные голоса исполняли «Лесное молчание». Это было чертовски
громкое молчание.

С первого же такта все умолкли. Альфонс мог стать опасным, если кто-нибудь не
выказывал благоговения перед его хорами. Он стоял у стойки, упираясь в нее своими
волосатыми руками. Музыка преображала его лицо. Он становился мечтательным —
насколько может быть мечтательной горилла. Хоровое пение производило на него
неописуемое впечатление. Слушая, он становился кротким, как новорожденная лань.
Если в разгар какой-нибудь потасовки вдруг раздавались звуки мужского хора, Альфонс,
как по мановению волшебной палочки, переставал драться, вслушивался и сразу же
готов был идти на мировую. Прежде, когда он был более вспыльчив, жена постоянно
держала наготове его любимые пластинки. Если дело принимало опасный оборот и он
выходил из-за стойки с молотком в руке, супруга быстро ставила мембрану с иглой на