Page 306 - Архипелаг ГУЛаг

удовлетворяют даже основным санитарным требованиям, «в такую негодность, что… целые
корпуса и даже целые исправдома пришлось закрыть» (стр. 17). О питании. «В 1921 места
заключения были в тяжёлом положении: на заключённых не было достаточного количества
пайков». С 1922 из–за перехода на местные бюджеты «материальное положение мест
заключения надо считать почти катастрофическим» (стр. 2), местные губисполкомы даже
отказывают в полной выдаче пайка заключённым. В начале года на 150–195 тысяч
заключённых Госплан отпустил 100 тысяч пайков, нормы питания сокращались, некоторые
продукты не выдавались совсем (три четверти заключённых получали менее 1500 калорий),
ас 1 декабря 1922 все места заключения, кроме 15, имеющих общегосударственное значение,
вовсе сняты с пайкового довольствия. «Заключённые голодают» (стр. 41).
Государство хотело, хотело иметь Архипелаг, только нечем было его кормить!
Расценки за работы— уже сниженные. «Снабжение вещевым довольствием было
крайне неудовлетворительно… Надо ожидать, что оно примет катастрофический характер»
(стр. 42). «Недостаток топлива испытывается почти повсеместно». Смертность за октябрь
1922 составила по ГУМЗАКу не менее 1%. Это значит, за зиму предстояло потерять больше
6% — а то и 10%?
Не могло это не отразиться и на охране. «Большинство надзора буквально бежит со
службы, а некоторые спекулируют и входят в сделки с заключёнными» (стр. 43) — и
сколькие же их ещё обворовывают! «Сильный рост должностных преступлений среди
сотрудников, толкаемых на то голодом». Многие перешли на лучше оплачиваемую работу.
«Имеются исправдома, где остались только начальник и один надзиратель» (можно
представить, какой негодящий) — и «приходится к обязанностям надзора привлечь самих
заключённых из числа образцовых».
И какую же надо было иметь Дзержинскую силу духа и веру в коммунистическое
наказательное дело, чтоб этот вымирающий Архипелаг не распустить по домам, но
вытягивать в светлое будущее!
И что ж? К октябрю 1923, уже в начале безоблачных годов НЭПа (и довольно далеко
ещё до культа личности] содержалось: в 355 лагерях— 68 297 лишённых свободы, в 207
исправдомах— 48 163, в 105 домзаках и тюрьмах— 16 765, в 35 сельхозколониях— 2 328 и

ещё 1 041 несовершеннолетних и больных 192 .
И это всё — без лагерей ГПУ! Радостный рост! Нытики посрамлены. Партия опять
оказалась права: заключённые не только не умерли, но наросло их чуть не в два раза, а мест
заключения— и больше, чем в два, не рухнули.
Есть и другая выразительная статистика: переуплотнение лагерей (число заключённых
росло быстрее, чем организация лагерей). На 100 штатных мест приходилось в 1924— 112
заключённых, в 1925— 120, в 1926— 132, в 1927— 177 193 . Кто сам сидел, хорошо понимает,
каков лагерный быт (место на нарах, миски в столовой или телогрейки), если на 1 место
приходится 1,77 заключённых.
Развитием лагерной системы развернулась смелая «борьба с тюремным фетишизмом»
всех стран мира и в том числе прежней России, где ничего не могли придумать, кроме тюрем
и тюрем. («Царское правительство, превратившее в одну огромную тюрьму всю страну, с
каким–то утончённым садизмом развивало свою тюремную систему» 194 .)
Хотя до 1924 и на Архипелаге всё ещё недостаточно «простых трудколоний». В эти
годы перевешивают «закрытые места» заключения, да не уменьшатся они и после. (В

192 ЦГАОР, ф. 393, оп. 39, д. 48, л. 13, 14.

193 ААГерцензон. Борьба с преступностью в РСФСР. По материалам обследования ЧК РКИ СССР / Под ред.
и с предисл. В.А. Радус–Зеньковича. М.: Юридич. изд–во НКЮ РСФСР, 1928, с. 103.

194 От тюрем к воспитательным учреждениям, с. 431.