Page 318 - Архипелаг ГУЛаг
P. 318
Положено: заключённым самоконтролироваться (самоугнетаться). И кому ж тут лучше
поручить?
А вечным офицерам, «военным косточкам»— ну как не взять организацию хоть и
лагерной жизни (лагерного угнетения) в свои руки? Ну как подчиниться и смотреть, что
кто–то возьмётся неумеючи и шалопутно? Что погоны делают с человеческим сердцем — мы
уже в этой книге толковали. (Вот погодите, придёт время и красных командиров сажать — и
как повалят в самоохрану, как за этой вертухайской винтовкой потянутся, лишь бы
доверили!.. Я писал уже: а кликни Ма–люта Скуратов нас?..) Ну, и такое должно было быть у
белогвардейцев: а–а, всё равно пропали, и всё пропало, так и море по колено! И ещё такое:
«чем хуже, тем лучше», поможем вам обуютить такие зверские Соловки, каких в нашей
России сроду не бывало, — пусть о вас слава дурная идёт. И такое: наши все согласились, а я
что — поп, чтобы на склад бухгалтером?
И всё же главная соловецкая фантазия ещё не в том была, а: заняв Адмчасть Соловков,
белогвардейцы стали— бороться с чекистами! Ваш–де лагерь — снаружи, а наш — внутри.
И кому где работать и кого куда отправить— это Адмчасти дело. Мы наружу не лезем, а вы
не лезьте к нам.
Как бы не так! — именно внутри–то и должен быть лагерь весь прослоен стукачами
Информационно–Следственной Части! Это была первая и грозная сила в лагере — ИСЧ. (И
оперуполномоченные тоже были — из заключённых, вот венец самонаблюдения) И с ней–то
взялась бороться белогвардейская АЧ! Все другие части— Кулыурно–Воспитательная,
Санитарная, которые столько будут значить в дальнейших лагерях, тут были хилы и жалки.
Прозябала и Экономчасть во главе с Н. Френкелем — заведовала «торговлей» с внешним
миром и несуществующей «промышленностью»; ещё не προ–метились
пути её восхода. Две силы боролись— ИСЧ и АЧ. Это с Кемперпункта начиналось: к
отделённому подошёл новоприбывший поэт Ал. Ярославский и зашептал ему на ухо.
Отделённый, отчеканивая слова по–военному, рявкнул: «Был тайным — станешь явными
У Информационно–Следственной Части — Секирка, карцеры, доносы, личные дела
заключённых, от них зависели и досрочные освобождения, и расстрелы, у них— цензура
писем и посылок. УАдмчасти— назначения на работу, перемещения по острову и этапы.
Адмчасть выявляла стукачей для отправки их на этап. Стукачей ловили, они убегали,
прятались в помещении ИСЧ, их настигали и там, взламывали комнаты ИСЧ, выволакивали
и тащили на этап 212 .
(Их отправляли на Кондостров, на лесозаготовки. Фантастичность продолжалась и там:
разоблачённые и потерянные выпускали на Кондострове стенгазету «Стукач» и с печальным
юмором «разоблачали» друг друга дальше — уже в «задрочен–ности».)
Тогда ИСЧ заводила дела на старателей Адмчасти, увеличивала им срок, отправляла на
Секирку. Но осложнялась её деятельность тем, что обнаруженный сексот по истолкованию
тех лет (ст. 121 УК: «разглашение… должностным лицом сведений, не подлежащих
оглашению», — и независимо от того, по его ли намерению это разглашение произошло и
насколько он «должностное») считался преступником, — и не могла уже ИСЧ защищать и
выручать провалившихся стукачей. Попался— сам и виноват. Кондостров был почти
узаконен.
Вершиной «военных действий» между ИСЧ и АЧ был случай в 1927, когда
белогвардейцы ворвались в ИСЧ, взломали несгораемый шкаф, оттуда изъяли и огласили
полные списки стукачей — отныне потерянных сотрудников! Затем с каждым годом
Адмчасть слабела: бывших офицеров становилось всё меньше, а всё больше уголовников
ставилось туда (например, «чубаровцы» — по нашумевшему ленинградскому процессу
212 Интересно, как на заре Архипелага с того самого начинают, к чему вернёмся и мы в поздних Особых
лагерях: с удара по стукачам.