Page 320 - Архипелаг ГУЛаг

Так назвали и построили так, но более двухсот лет предсказание казалось холостым, не
предвиделось ему оправдаться. После Соловецкого лагеря этого уже не скажешь.
В 1975, кто был, рассказывают: храм разрушен (ещё в 60–е годы стоял), но стены
сохранились, и кое–где видны росписи.
Как–то вспыхнула в Кеми эпидемия тифа (1928), и 60% вымерло там, но перекинулся
тиф и на Большой Соловецкий остров, здесь в нетопленом «театральном» зале валялись
сотни тифозных одновременно. И сотни ушли на кладбище. (Чтоб не спутать учёт, писали
нарядчики фамилию каждому на руке — и выздоравливающие менялись сроками с
мертвецами–крат–косрочниками, переписывали на свою руку.) А в 1929, когда многими
тысячами пригнали «басмачей», то есть средне–азиатов, не принимающих советской
власти, — они привезли с собой такую эпидемию, что чёрные бляшки образовывались на
теле и неизбежно человек умирал. То не могла быть чума или оспа, как предполагали
соловчане, потому что те две болезни уже полностью были побеждены в Советской
Республике, — а назвали болезнь «азиатским тифом». Лечить её не умели, искореняли же
так: если в камере один заболевал, то всех запирали, не выпускали и лишь пишу им туда
подавали— пока не вымирали все.
Какой бы научный интерес был нам установить, что Архипелаг ещё не понял себя в
Соловках, что дитя ещё не угадывало своего норова! И потом бы проследить, как постепенно
этот норов проявлялся. Увы, не так! Хотя не у кого было учиться, хотя не с кого брать
пример, и такой наследственности не было, — но Архипелаг быстро узнал и проявил свой
будущий характер.
Так многое из будущего опыта уже было найдено на Соловках! Уже был термин
«вытащить с общих работ». Все спали на нарах, а кто–то уже и на топчанах; целые роты в
храме, а кто— по двадцать человек в комнате, а кто–то и по четыре, по пять. Уже кто–то знал
своё право: оглядеть новый женский этап и выбрать себе женщину (на тысячи мужчин их
было сотни полторы–две, потом больше). Уже была и борьба за тёплые места ухватками
подобострастия и предательства. Уже снимали контриков с канцелярских должностей — и
опять возвращали, потому что уголовники только путали. Уже сгущался лагерный воздух от
постоянных зловещих слухов. Уже становилось высшим правилом поведения: никому не
доверяй! (Это вытесняло и вымораживало прекраснодушие Серебряного Века.)
Тоже и вольные стали входить в сладость лагерной обстановки, раскушивать её.
Вольные семьи получали право на даровых кухарок от лагеря, всегда могли затребовать в
дом дровокола, прачку, портниху, парикмахера. Эйхманс выстроил себе приполярную виллу.
Широко размахнулся и Потёмкин — бывший драгунский вахмистр, потом коммунист,
чекист и вот начальник Кемперпункта. В Кеми он открыл ресторан, оркестранты его были
консерваторцы, официантки — в шёлковых платьях. Приезжие товарищи из Главного
Управления Лагерей, из карточной Москвы, могли здесь роскошно пировать в начале 30–х
годов, к столу подавала им княгиня Шаховская, а счёт подавался условный, копеек на
тридцать, остальное за счёт лагеря.
Да соловецкий Кремль — это ж ещё и не все Соловки, это ещё самое льготное место.
Подлинные Соловки— даже не по скитам (где после увезенных социалистов учредились
рабочие командировки), а— на лесоразработках, на дальних промыслах. Но именно о тех
дальних глухих местах сейчас труднее всего что–нибудь узнать, потому что именно те–то
люди и не сохранились. Известно, что уже тогда осенью не давали просушиваться; зимой по
глубоким снегам не одевали, не обували; а долгота рабочего дня определялась уроком —
кончался день рабочий тогда, когда выполнен урок, а если не выполнен, то и не было
возврата под крышу. И тогда уже «открывали» новые командировки тем, что по несколько
сот человек посылали в никак не подготовленные необитаемые места.
Но, кажется, первые годы Соловков и рабочий гон, и заданье надрывных уроков
вспыхивали порывами, в переходящей злости, они ещё не стали стискивающей системой, на
них ещё не оперлась экономика страны, не утвердились пятилетки. Первые годы у СЛОНа,
видимо, не было твёрдого внешнего хозяйственного плана, да и не очень учитывалось, как