Page 313 - Архипелаг ГУЛаг

ротных помещениях даже в одном белье, и на работу их не выгоняют.
Столь дорога казённая одежда, что никому на Соловках не кажется дивной или дикой
такая сцена: среди зимы арестант раздевается и разувается близ Кремля, аккуратно сдаёт
обмундирование и бежит голый двести метров до другой кучки людей, где его одевают. Это
значит: его передают от кремлёвского управления управлению филимоновской
железнодорожной ветки 209 , — но если передать его в одежде, приёмщики могут не вернуть
её или обменить, обмануть.
А вот и другая зимняя сцена— те же нравы, хотя иная причина. Лазарет санчасти
признан антисанитарным, приказано срочно шпарить и мыть его кипятком. Но куда же
больных? Все кремлёвские помещения переполнены, плотность населения Соловецкого
архипелага больше, чем в Бельгии (а какая ж в соловецком Кремле?). Так всех больных
выносят на одеялах на снег и кладут на три часа. Вымыли — затаскивают.
Мы же не забыли, что наш новичок — воспитанник Серебряного Века? Он ничего ещё
не знает ни о Второй Мировой войне, ни о Бухенвальде. Он видит: отделённые в шинельных
бушлатах с отменной выправкой приветствуют друг друга и ротных отданием воинской
чести — и они же выгоняют своих рабочих длинными палками, дрынами (и даже глагол уже
всем понятный: дрыновать). Он видит: сани и телегу тянут не лошади, а люди (по нескольку
в одной) — и тоже есть слово вридло (временно исполняющий должность лошади).
А от других соловчан он узнаёт и пострашней, чем видят его глаза. Произносят ему
гибельное слово — Секирка. Это значит— Секирная гора (фото 3). В двухэтажном соборе
там устроены карцеры. Содержат в карцере так: от стены до стены укреплены жерди
толщиною в руку и велят наказанным арестантам весь день на этих жердях сидеть. (На ночь
ложатся на полу, но друг на друга, переполнение.) Высота жерди такова, что ногами до
земли не достаёшь. Не так легко сохранить равновесие, весь день только и силится
арестант— как бы удержаться. Если же свалится — надзиратели подскакивают и бьют его.
Либо: выводят наружу к лестнице в 365 крутых ступеней (от собора к озеру, монахи
соорудили); привязывают человека по длине его к балану (бревну) для тяжести — и вдольно
сталкивают (ступеньки настолько круты, что бревно с человеком на них не задерживается, и
на двух маленьких площадках тоже).
Ну, да за жёрдочками не на Секирку ходить, они есть и в кремлёвском, всегда
переполненном, карцере. А то ставят на ребристый валун, на котором тоже не устоишь. А
летом — «на пеньки», это значит— голого под комаров. Но тогда за наказанным надо
следить; а если голого да к дереву привязывают—то комары справятся сами. А если голого
зимой— так облить водой на морозе. Ещё— целые роты в снег кладут за провинность.
Ещё— в приозёрную топь загоняют человека по горло и держат так. И вот ещё способ:
запрягают лошадь в пустые оглобли, к оглоблям привязывают ноги виновного, на лошадь
садится охранник и гонит её по лесной вырубке, пока стоны и крики сзади кончатся.
Новичок раздавлен духом, ещё и не начав соловецкой жизни, своих бесконечных трёх
лет срока. Но поспешил бы современный читатель, если б вытянул палец: вот открытая
система уничтожения, лагерь смерти! Э, нет, мы не так просты! В этой первой
экспериментальной зоне, как и потом в других, как и в самой объемлющей изо всех— в
СССР, мы не открыто действуем— а наслоенно, смешанно — и потому так успешно и
потому так долго.
Вдруг въезжает через кремлёвские ворота какой–то лихой человек верхом на козле,
держится со значением, и никто не смеётся над ним. Это кто же? почему на козле? Дегтярёв,
он в прошлом объездчик (не путать с вольным Дегтярёвым, начальником войск Соловецкого
архипелага), потребовал себе лошадь, но лошадей на Соловках мало, так дали ему козла. Аза
что ему честь? А он— заведующий Дендрологическим Питомником. Они выращивают
экзотические деревья. Здесь, на Соловках.

209 Перетащили сюда рельсы с дороги Старая Русса—Новгород.