Page 327 - Архипелаг ГУЛаг

никто не бежал.
И кто теперь будет искать виновных? — в 60–х годах нашего великого века?
Впрочем, и Зарин был скоро снят— за либерализм. (И кажется —10 лет получил.)

* * *

С конца 20–х годов менялся облик Соловецкого лагеря. Из немой западни для
обречённых каэров он всё больше превращался в новый тогда, а теперь старый для нас вид
общебытового «исправительно–трудового» лагеря. Быстро увеличивалось в стране число
«особо–опасных из числа трудящихся» — и гнали на Соловки бытовиков и шпану. Ступали
на соловецкую землю воры матёрые и воры начинающие. Большим потоком полились туда
воровки и проститутки (встречаясь на Кемперпункте, кричали первые вторым: «Хоть воруем,
да собой не торгуем!» И отвечали вторые бойко: «Торгуем своим, а не краденым!»). Дело в
том, что объявлена была по стране (не в газетах, конечно) борьба с проституцией, и вот
хватали их по всем крупным городам, и всем по стандарту лепили три года, и многих гнали
на Соловки. По теории было ясно, что честный труд быстро их исправит. Однако, почему–то
упорно держась за свою социально–унизительную профессию, они уже по пути
напрашивались мыть полы в казармах конвоя и уводили за собой красноармейцев, подрывая
устав конвойной службы. Так же легко они сдруживались и с надзирателями — и не
бесплатно конечно. Ещё лучше они устраивались на Соловках, где такой был голод по
женщинам. Им отводились лучшие комнаты общежития, каждый день приносил им обновки
и подарки, «монашки» и другие каэрки подрабатывали от них, вышивая им нижние
сорочки, — и, богатые как никогда прежде, с чемоданами, полными шёлка, они по
окончании срока ехали в Союз начинать честную жизнь.
А воры затеяли карточные игры. А воровки сочли выгодным рожать на Соловках детей:
яслей там не было, и через ребёнка можно было на весь свой короткий срок освободиться от
работы. (До них каэрки избегали этого пути.)
12 марта 1929 на Соловки поступила и первая партия несовершеннолетних, дальше их
слали и слали (все моложе 16 лет). Сперва их располагали в детколонии близ Кремля с теми
самыми показными топчанами и матрасами. Они прятали казённое обмундирование и
кричали, что не в чем на работу идти. Затем и их рассылали по лесам, оттуда они
разбегались, путали фамилии и сроки, их вылавливали, опознавали.
С поступлением социально–здорового контингента приободрилась
Кулыурно–Воспитательная Часть. Зазывали ликвидировать неграмотность (но воры и так
хорошо отличали черви от треф), повесили лозунг: «Заключённый— активный участник
социалистического строительства!», и даже термин придумали — перековка (именно здесь
придумали).
Это был уже сентябрь 1930 года— обращение ЦК ко всем трудящимся о развёртывании
соревнования и ударничества— и как же заключённые могли остаться вне? (Если уж
повсюду запрягались вольные, то не заключённых ли следовало в корень заложить?)
Дальше сведения наши идут не от живых людей, а из книги учёной юристки Иды
Авербах 225 , и потому предлагаем читателю делить их на шестнадцать, на двести пятьдесят
шесть, а порой брать и с обратным знаком.
Осенью 1930 года создан был соловецкий штаб соревнования и ударничества.
Отъявленные рецидивисты, убийцы и налётчики вдруг «выступили в роли бережливых
хозяйственников, умелых техноруков, способных культурных работников»
(Г. Андреев вспоминает: били по зубам — «давай кубики, контра!»). Воры и бандиты,
едва прочтя обращение ЦК, отбросили свои ножи и карты и загорелись жаждой создать в

225 И.Л.Авербах. От преступления к труду / Под ред. А.Я. Вышинского; Академия Наук СССР. Институт
советского строительства и права. [М.]: Советское Законодательство, 1936.