Page 328 - Архипелаг ГУЛаг

лагере коммуну. По уставу записали: членом может быть происходящий из
бедняцко–середняцкой и рабочей среды (а надо сказать, все блатные записывались
Учётно–Распределительной Частью как «бывшие рабочие» — почти сбывался лозунг
Шипчинского «Соловки— рабочим и крестьянам!»)— и ни в коем случае не Пятьдесят
Восьмая. (И ещё предложили коммунары: все их сроки сложить, разделить на число
участников, так высчитать средний срок и по его истечении всех разом освободить! Но,
несмотря на коммунистичность предложения, чекисты сочли его политически незрелым.)
Лозунги Соловецкой коммуны были: «Отдадим долг рабочему классу!» и, ещё лучше: Ют
нас — всё, нам — ничего! (Этот лозунг, уже вполне зрелый, достоин был, пожалуй, и
всесоюзного распространения.) Придумано было вот какое зверское наказание для
провинившихся членов коммуны: запрещать им выходить на работу! (Нельзя наказать вора
суровее!!)
Впрочем, соловецкое начальство, не столь горячась, как культвоспитработники, не
шибко положилось на воровской энтузиазм, а «применило ленинский принцип: ударная
работа— ударное снабжение!». Это значит: коммунаров переселили в отдельные общежития,
мягче постелили, теплей одели и стали отдельно и лучше питать (за счёт остальных,
разумеется). Это очень понравилось коммунарам, и они оговорили, чтоб никого уже не
разлучать, из коммуны не выбрасывать.
Очень понравилась такая коммуна и не–коммунарам — и все несли заявления в
коммуну. Но решено было в коммуну их не принимать, а создавать 2–й, 3–й, 4–й
«трудколлективы», уже без таких льгот. И ни в один коллектив не принималась Пятьдесят
Восьмая, хотя самые развязные из шпаны через газету поучали её: пора, мол, пора понять,
что лагерь есть трудовая школа!
И повезли самолётами доклады в ГУЛАГ: соловецкие чудеса! бурный перелом
настроения блатных! вся горячность преступного мира вылилась в ударничество, в
соревнование, в выполнение промфинплана! Там удивлялись и распространяли опыт.
Так и стали жить Соловки: часть лагеря в трудколлекти–вах, и процент выполнения у
них не просто вырос, а— вдвое!
(КВЧ это объясняло влиянием коллектива, мы–то понимаем, что — обычная лагерная

тухта 226 .)
Другая часть лагеря — «неорганизованная» (да ненакормленная, да неодетая, да на
тяжких работах)— и, понятно, с нормами не справлялась.
В феврале 1931 года конференция соловецких ударных бригад постановила: «широкой
волной соцсоревнования ответить на новую клевету капиталистов о принудительном труде в
СССР». В марте было ударных бригад уже 136. А в апреле вдруг потребовалась их
генеральная чистка, ибо «классово–чуждый элемент проникал для разложения коллективов».
(Вот загадка: Пятьдесят Восьмую с порога не принимали, кто ж им разлагал? Надо так
понять: раскрылась тухта. Ели–пили, веселились, подсчитали— прослезились, и кого–то
надо гнать, чтоб остальные шевелились.)
А за радостным гулом шла бесшумная работа отправки этапов: из материнской
соловецкой опухоли слали Пятьдесят Восьмую в далёкие гиблые места открывать новые
лагеря.
Рассказывают, что одна (ещё одна ли?) перегруженная баржа с заключёнными
потонула (ещё случайно ли?).
А с Анзера некоторых заключённых вывозили по одному, секретно. Удивлялась

охрана: что это за зэки такие тайные? 227

226 Меня корят, что надо писать туфта, как правильно по–воровски, атуХта есть крестьянское
переиначивание, как Хвёдор. Но это мне и мило: туХта как–то сроднено с русским языком, а туфта совсем
чужое, принесли воры, а обучили весь русский народ. Так пусть и будет туХта.

227 На Соловках и в 1975 ещё жили: бывший лагерный охранник Ершихин; его жена, бывший заседатель