Page 326 - Архипелаг ГУЛаг
P. 326

поверхностному взгляду. Этот  Успенский имел  биографию что называется типическую, то
               есть  не  самую  распространённую,  но  сгущающую  суть  эпохи.  Он  родился  сыном
               священника — и так застала его революция. Что ожидало его? Анкеты, ограничения, ссылки,
               преследования.  И  ведь  никак  не  сотрёшь,  никак  себе  не  изменишь  отца.  Нет,  можно,
               придумал Успенский: он убил своего отца и объявил властям, что сделал это из классовой
               ненависти! Здоровое чувство, это уже почти и не убийство! Ему дали лёгкий срок — и сразу
               пошёл он в лагере по культурно–воспитательной линии, и быстро освободился, и вот уже мы
               застаём  его  вольным  начальником  КВЧ  Соловков.  А  на  этот  расстрел—  сам  ли  он
               напросился  или  предложили  ему  подтвердить  свою  классовую  позицию —  неизвестно.  К
               концу  той  ночи  видели  его,  как  он  над  раковиной,  поднимая  ноги,  поочерёдно  мыл
               голенища,  залитые  кровью  (фото  18,  крайний  справа—  может  быть  он,  может  быть
               однофамилец).
                     Стреляли они пьяные, неточно— и утром большая присыпанная яма ещё шевелилась.
                     Весь октябрь и ещё ноябрь привозили на расстрел дополнительные партии с материка.
               (В какой–то из приёмов был расстрелян и Курилко.)
                     Всё это кладбище некоторое время спустя было сровнено заключёнными под музыку
               оркестра 224 .
                     После  тех  расстрелов  сменился  начальник  СЛОНа:  вместо  Эйхманса  и  Ногтева—
               Зарин, и считается, что установилась эра новой соловецкой законности.
                     Впрочем, вот какова она была. Летом 1930 привезли на Соловки несколько десятков
               «истинно–православных»,  их  называли  «сектантами»:  в  местных  осколках,  под  разными
               названиями, в стране существовали многие православные общины, усвоившие тихоновское
               воззвание  1918  года—  анафему  советской  власти,  и  потом  уже,  несмотря  на  поворот  в
               центре,  не  сошедшие  с  этого  отрицания.  Эти  привезенные  («имяславцы»)  отрекались  ото
               всего,  что  идёт  от  антихриста:  не  получали  никаких  советских  документов,  ни  в  чём  не
               расписывались  этой власти  и не  брали  в  руки  её  денег.  Во  главе  этой  пригнанной  теперь
               группы состоял седобородый старик восьмидесяти лет, слепой и с долгим посохом. Каждому
               просвещённому  человеку  было  ясно,  что  этим  фанатикам  никак  не  войти  в  социализм,
               потому что для того надо много и много иметь дела с бумажками, — и лучше всего поэтому
               им  бы  умереть.  И  их  послали  на  Малый  Заяцкий  остров —  самый  малый  в  Соловецком
               архипелаге—      песчаный,     безлесный,    пустынный,     с   летней    избушкой      прежних
               монахов–рыбаков. И выразили расположение дать им двухмесячный паёк— но при условии,
               чтобы за него расписался в ведомости обязательно каждый. Разумеется, они отреклись все.
               Тут  вмешалась  неугомонная  Анна  Скрипникова,  уже  к  тому  времени,  несмотря  на  свою
               молодость и молодость советской власти, арестованная четвёртый раз. Она металась между
               бухгалтерией, нарядчиками и самим начальником лагеря, осуществлявшим гуманный режим.
               Она  просила  сперва  сжалиться,  потом—  послать  и  её  с  «сектантами»  на  Заяцкие  острова
               счетоводом, обязуясь выдавать им пишу на день и вести всю отчётность. Кажется, это никак
               не противоречило лагерной системе! — а отказали. «Но кормят же сумасшедших, не требуя
               от них расписок!»— кричала Анна. Зарин только рассмеялся. А нарядчица ответила: «Может
               быть,  это  установка  Москвы—  мы  же  не  знаем…»  (И  это  конечно  было  указание  из
               Москвы! —  кто  ж  бы  иначе  взял ответственность?  Хорошо  было задумано  безбожниками,
               как  этим  верующим  умереть,  но  нельзя  было  осуществить  такого  плана  в  густоте
               среднерусской полосы, вот их и привезли сюда.) И их отправили без пищи. Через два месяца
               (ровно  через  два,  потому  что  надо  было  предложить  им  расписаться  на  следующие  два
               месяца)  приплыли на  Малый  Заяцкий  и  нашли  только  трупы  расклёванные.  Все  на  месте,


                 224   Эта площадка — в 300 метрах на юг от Святых ворот (их вели вдоль стены Кремля до конца, а потом
               дальше, не сворачивая), образовалась большая, 80 χ 80 метров, свободная от леса, удобная для постройки.
               Летом 1975 там начали рыть котлован для жилых домов — и экскаватор выгребал одни кости. Туристы (а среди
               них— понимающие бывшие зэки) разбирали черепа. Уже и фундамент подняли — а вокруг него во множестве
               лежали рёбра, ключицы, челюсти, лопатки, тазовые кости, берцовые, фаланги пальцев и позвонки.
   321   322   323   324   325   326   327   328   329   330   331