Page 347 - Архипелаг ГУЛаг

слишком полюбили канал, чтоб отсюда уехать! «Они так увлекаются, что, освобождаясь,
добровольно остаются на канале на землекопных работах до конца стройки»! 257
(Добровольно катать тачки в гору. И можно автору верить? Конечно. Ведь в паспорте штамп:
«был в лагерях ОГПУ». И больше нигде работы не найдёшь.)
Но что это?.. Испортилась машинка соловьиных трелей — и в перерыве мы слышим
усталое дыхание правды: «даже и воровской мир охвачен соревнованием только на 60%» (уж
если и воры не соревнуются!..); «лагерники часто истолковывают льготы и награды как
неправильно применённые»; «характеристики пишутся шаблонно»; «по характеристикам
сплошь и рядом (!) дневальный проходил как ударник–землекоп и получал ударный зачёт, а
действительный ударник оказывался без зачёта» 258 ; «у многих (!) — чувство

безнадёжности» 259 .
А трели — опять полились, да с металлом! Самое главное поощрение забыли? —
«жестокое и беспощадное проведение дисциплинарных взысканий»! Приказ ОГПУ от
28.11.1933 (это — к зиме, чтоб стоя не качались)! «Всех неисправимых лентяев и симулянтов
отправить в отдалённые северные лагеря с полным лишением прав на льготы. Злостных
отказчиков и подстрекателей предавать суду лагерных коллегий. За малейшую попытку
срыва железной дисциплины — лишать всех уже полученных льгот и преимуществ».
(Например, за попытку погреться у костра…)
И всё–таки самое главное звено мы опять уронили, бестолковщина! Всё сказали, а
главного не сказали. Слушайте, слушайте! «Коллективность есть принцип и метод советской
исправительно–трудовой политики». Ведь нужны же «приводные ремни от администрации к
массе»! «Только опираясь на коллективы, многочисленная администрация лагерей может
переделывать сознание заключённых». «От низших форм — коллективной ответственности,
до высших форм: дело чести, дело славы, дело доблести и геройства!» (Браним мы часто
свой язык, что–де он с веками блекнет. А вдуматься— нет! Он— благороднеет. Раньше как
говорили, по–извозчичьи, — возжи? А теперь — приводные ремни! Раньше — круговая
порука, так и пахнет конюшней. А теперь— коллективная ответственность.)
«Бригада есть основная форма перевоспитания» (приказ по Дмитлагу, 1933). «Это
значит— доверие к коллективу, невозможное при капитализме!» (Но вполне возможное при
феодализме: провинился один в деревне, всех раздевай и секи. А всё–таки благородно:
доверие к коллективу.) «Это — значит — самодеятельность лагерников в деле
перевоспитания». «Это— психологическое обогащение личности от коллектива»! (Нет,
слова–то какие! Ведь этим психологическим обогащением Авербах нас навзрыд повалила!
Ведь что значит учёный человек.) «Коллектив повышает чувство человеческого достоинства
каждого заключённого и тем препятствует проведению системы морального подавления»!
И ведь скажи пожалуйста, тридцатью годами позже Иды Авербах пришлось и мне два
слова вымолвить о бригаде, ну просто как там дела идут, — а на Западе люди совсем иначе,
совсем искажённо поняли: «Бригада — основной вклад коммунизма в науку о наказаниях
(что как раз верно, это и Авербах говорит)… Это—коллективный организм, живущий,

257 ИЛ. Авербах. От преступления к труду с. 164.

258 У нас всё перепрокидывается, и даже награды порой оборачивались нелепо. Кузнецу Парамонову в
одном из архангельских лагерей за отличную работу сбросили два года с десятки. Из–за этого конец его
восьмёрки пришёлся на военные годы, и, как Пятьдесят Восьмая, он не был освобождён, а оставлен «до особого
(опять особого) распоряжения». Только кончилась война— одно дельцы Парамонова свои десятки кончили— и
освободились. А он трубил ещё с год. Прокурор ознакомился с его жалобой и ничего поделать не мог: «особое
распоряжение» по всему Архипелагу ещё оставалось в силе.

259 Ну да 5–е Совещание работников юстиции в 1931 не зря осудило эту лавочку: «Широкое и ничем не
оправдываемое применение условно–досрочного освобождения и зачётов рабочих дней… приводит к
нереальности судебных приговоров, подрыву уголовной репрессии — и к искривлению классовой линии».