Page 774 - Архипелаг ГУЛаг

Сахалине же, установил Чехов, все поселенцы два–три года, а женщины и весь срок,
получали бесплатное казённое содержание натурою, втом числе мяса на день 40 золотников
(значит 200 г), а хлеба печёного — 3 фунта (то есть «кило двести», как стахановцы наших
воркутинских шахт за 150% нормы. Правда, считает Чехов, что хлеб этот— недопечен и из
дурной муки, — ну да ведь и в лагерях же не лучше!). Ежегодно выдавалось им по
полушубку, армяку и по несколько пар обуви. Ещё такой был приём: платила ссыльным
царская казна умышленно высокие цены за их изделия, чтобы поддержать их продукцию.
(Чехов пришёл к убеждению, что не Сахалин, колония, выгоден для России, но Россия
кормит эту колонию.)
Ну разумеется, на таких нездоровых условиях не могла основаться наша советская
политическая ссылка. В 1928 2–й Всероссийский съезд административных работников
признал существующую систему высылки неудовлетворительной и ходатайствовал об
«организации ссылки в форме колоний в отдалённых изолированных местностях, а также о
введении системы неопределённых приговоров (то есть бессрочных) 479 . С 1929 стали
разрабатывать ссылку в сочетании с принудительными работами 480 .
«Кто не работает—тот не ест» — вот принцип социализма. И только на этом
социалистическом принципе могла строиться советская ссылка. Но именно социалисты
привыкли в ссылке получать питание бесплатно! Не сразу посмев сломить эту традицию,
стала и советская казна платить своим политическим ссыльным— только, конечно, не всем,
уж конечно не каэрам, а— политом, среди них тоже делая ступенчатые различия: например,
в Чимкенте в 1927 году эсерам и эсдекам по 6 рублей в месяц, а троцкистам — по 30
(всё–таки — свои, большевики). Только рубли эти были уже не царские, за самую маленькую
комнатушку надо было платить в месяц 10 рублей, а на 20 копеек вдень пропитаться очень
скудно. Дальше— твёрже. К 1933 году «политам» платили пособие 6 р. 25 к. в месяц. А в том
году, сам помню отлично, килограмм ржаного сырого «коммерческого» хлеба (сверх
карточного) стоил 3 рубля. Итак, не оставалось социалистам учить языки и писать
теоретические труды, оставалось социалистам горбить. С того же, кто шёл на работу, ГПУ
тотчас снимало и последнее ничтожное пособие.
Однако и при желании работать — сам тот заработок получить ссыльным было
нелегко. Ведь конец 20–х годов известен у нас большой безработицей, получение работы
было привилегией людей с незапятнанной анкетой и членов профсоюза, а ссыльные не могли
конкурировать, выставляя своё образование или опыт. Над ссыльными ещё тяготела и
комендатура, без согласия которой ни одно учреждение и не посмело бы ссыльного принять.
(Да даже и бывший ссыльный имел слабую надежду на хорошую работу: мешало тавро в
паспорте.)
В 1934 году, в Казани, вспоминает П.С–ва, группа отчаявшихся образованных
ссыльных нанялась мостить мостовые. В комендатуре их корили: зачем эта демонстрация?
Но не помогли найти другую работу, и Григорий Б. отмерил оперу: «А вы какого–нибудь
процессика не готовите? А то б мы нанялись платными свидетелями».
Приходилось крошечки со стола да сметать в рот.
Вот как упала русская политическая ссылка! Не оставалось времени спорить и
протесты писать против «Credo». И горя такого не знали: как им справиться с
бессмысленным бездельем… Забота стала— как с голоду не помереть. И не опуститься стать
стукачом.
В первые советские годы в стране, освобождённой наконец от векового рабства,
гордость и независимость политической ссылки опала, как проколотый шар надувной.
Оказалось, что мнимой была та сила, которой побаивалась прежняя власть в политических

479 ЦГАОР, ф. 4042, оп. 38, д. 8, л. 34, 35.

480 ЦГАОР, ф. 393, оп. 84, д. 4, л. 97.