Page 870 - Архипелаг ГУЛаг

хрущёвских постановлений о повышении цен на мясо и масло. А по другому
экономическому плану, не связанному с первым, в тот же день на крупном Новочеркасском
электровозостроительном заводе (НЭВЗ) также и снизили рабочие расценки— процентов до
тридцати. Сутра рабочие двух цехов (кузнечного и металлургического), несмотря на всю
послушность, привычку, втянутость, не могли заставить себя работать — уж так припекли с
обеих сторон! Громкие разговоры их и возбуждение перешли в стихийный митинг.
Будничное событие для Запада, необычайное для нас. Ни инженеры, ни главный инженер
уговорить рабочих не могли. Пришёл директор завода Курочкин. На вопрос рабочих «на что
теперь будем жить?» — этот сытый выкормыш ответил: «Жрали пирожки с мясом — теперь
будете с повидлом!» Едва убежали от растерзания и он, и его свита. (Быть может, ответь он
иначе — и угомонилось бы.)
К полудню забастовка охватила весь огромный НЭВЗ. (Послали связных на другие
заводы, те мялись, но не поддержали.) Вблизи завода проходит железнодорожная линия
Москва— Ростов. Для того ли, чтоб о событиях скорее узнала Москва, для того ли, чтобы
помешать подвозу войск и танков, — женщины во множестве сели на рельсы задержать
поезда; тут же мужчины стали разбирать рельсы и делать завалы. Размах забастовки—
нерядовой, по масштабу всей истории русского рабочего движения. На заводском здании
появились лозунги: «Долой Хрущёва!», «Хрущёва— на колбасу!»
К заводу (он стоит вместе со своим посёлком в 3–4 километрах от города за рекой
Тузлов) в тех же часах стали стягиваться войска и милиция. Намост через р. Тузлов вышли и
стали танки. С вечера и до утра в городе и по мосту запретили всякое движение. Посёлок не
утихал и ночью. За ночь было арестовано и отвезено в здание городской милиции около 30
рабочих — «зачинщиков».
С утра 2 июня бастовали и другие предприятия города (но далеко не все). На НЭВЗе —
общий стихийный митинг, решено идти демонстрацией в город и требовать освобождения
арестованных рабочих. Шествие (впрочем, поначалу лишь человек около трёхсот, ведь
страшно!) с женщинами и детьми, с портретами Ленина и мирными лозунгами прошло мимо
танков по мосту, не встретив запрета, и поднялось в город. Здесь оно быстро обрастало
любопытствующими, одиночками и мальчишками. Там и сям по городу люди останавливали
грузовики и с них ораторствовали. Весь город бурлил. Демонстрация НЭВЗа пошла по
главной улице (Московской), часть демонстрантов стала ломиться в запертые двери
городского отделения милиции, где предполагали своих арестованных. Оттуда им ответили
стрельбой из пистолетов. Дальше улица выводила к памятнику Ленина 538 и, двумя
суженными обходами сквера, — к горкому партии (бывшему атаманскому дворцу, где
кончил Каледин). Все улицы были забиты людьми, а здесь, на площади, — наибольшее
сгущение. Многие мальчишки взобрались на деревья сквера, чтобы лучше видеть.
А горком партии оказался пуст — городские власти бежали в Ростов 539 . Внутри—
разбитые стёкла, разбросанные по полу бумаги, как при отступлении в Гражданскую войну.
Десятка два рабочих, пройдя дворец, вышли на его длинный балкон и обратились к толпе с
беспорядочными речами.
Было около 11 часов утра. Милиции в городе совсем не стало, но всё больше войск.
(Картинно, как от первого лёгкого испуга гражданские власти спрятались за армию.)
Солдаты заняли почтамт, радиостанцию, банк. К этому времени весь Новочеркасск
вкруговую был уже обложен войсками и преграждён был всякий доступ в город или выход
из него. (На эту задачу выдвинули и ростовские офицерские училища, часть их оставив для

538 Вместо выкинутого на переплавку клодтовского памятника атаману Платову.

539 Первый секретарь ростовского обкома Басов, чьё имя вместе с именем генерала Плиева, командующего
Северо–Кавказским военным округом, будет же когда–нибудь надписано над местом массового расстрела, за
эти часы приезжал в Новочеркасск и уже бежал, напуганный (даже, говорят, с балкона второго этажа
спрыгнул), вернулся в Ростов. Сразу после новочеркасских событий он поехал делегатом на героическую Кубу.