Page 869 - Архипелаг ГУЛаг

зэ–ка?!
И тут я неожиданно и сразу получаю полные ответы, за которыми бесплодно ходил по
мрамору и меж зеркальных стёкол.
Поднять уровень жизни заключённых? Нельзя! Потому что вольные вокруг лагерей
тогда будут жить хуже зэ–ка, это недопустимо.
Принимать посылки часто и много? Нельзя! Потому что это будет иметь вредное
действие на надзирателей, которые не имеют столичных продуктов.
Упрекать, воспитывать надзорсостав? Нельзя! Мы — держимся за них. Никто не хочет
на эту работу идти, а много мы платить не можем, сняли льготы.
Мы лишаем заключённых социалистического принципа заработка? Они сами
вычеркнули себя из социалистического общества.
— Но мы же хотим их вернуть к жизни!?..
— Вернуть???… — удивлён меченосец. — Лагерь не для этого. Лагерь есть кара!
Кара! — наполняет всю комнату. — Ка–ра!! Карррра!!!
Стоит вертикальный меч — разящий, протыкающий, не вышатнуть! КА–РА!!
Архипелаг был, Архипелаг остаётся, Архипелаг— будет!
А иначе на ком же выместить просчёты Передового Учения? — что не такими люди
растут, как задуманы.

Глава 3. ЗАКОН СЕГОДНЯ

Как уже видел читатель сквозь всю эту книгу в нашей стране, начиная с самого раннего
сталинского времени, не было политических. Все миллионные толпы, прогнанные перед
вашими глазами, все миллионы Пятьдесят Восьмой были простые уголовники.
А тем более говорливый весёлый Никита Сергеевич на какой трибуне не
раскланивался: политических? Нет!! У нас–то — не–ет!
И ведь вот— забывчивость горя, обминчивость той горы, заплывчивость нашей кожи:
почти и верилось! Даже старым зэкам. Зримо распустили миллионы зэков — так вроде и не
осталось политических, как будто так? Ведь мы — вернулись, и к нам вернулись, и наши
вернулись. Наш городской умственный круг как будто восполнился и замкнулся. Ночь
переспишь, проснёшься — из дома никого не увели, и знакомые звонят, все на местах. Не то
чтобы мы совсем поверили, но приняли так: политические сейчас, ну, в основном, не сидят
Ну, нескольким стам прибалтийцам и сегодня (1968) не дают вернуться к себе в республику
Да вот ещё с крымских татар заклятья не сняли— так наверно скоро… Снаружи, как всегда
(как и при Сталине), — гладко, чисто, не видно.
А Никита с трибун не слазит: «К таким явлениям и делам возврата нет и в партии, и в
стране» (22 мая 1959, ещё до Новочеркасска). «Теперь все в нашей стране свободно дышат…
спокойны за своё настоящее и будущее» (8 марта 1963, уже после Новочеркасска).
Новочеркасск! Из роковых городов России. Как будто мало было ему рубцов
Гражданской войны, — посунулся ещё раз под саблю.
Новочеркасск! Целый город, целый городской мятеж так начисто слизнули и скрыли!
Мгла всеобщего неведения так густа осталась и при Хрущёве, что не только не узнала о
Новочеркасске заграница, не разъяснило нам западное радио, но и устная молва была
затоптана вблизи, не разошлась, — и большинство наших сограждан даже по имени не знает
такого события: Новочеркасск, 2 июня 1962 года.
Так изложим здесь всё, что нам удалось собрать.
Не преувеличим, сказав, что тут завязался важный узел новейшей русской истории.
Обойдя крупную (но с мирным концом) забастовку ивановских ткачей на грани 30–х
годов, — новочеркасская вспышка была за сорок лет (после Кронштадта, Тамбова и
Западной Сибири) первым народным выступлением, никем не подготовленным, не
возглавленным, не придуманным, — криком души, что дальше так жить нельзя!
В пятницу 1 июня было опубликовано по Союзу одно из выношенных любимых