Page 142 - Рассказы
P. 142
Какой номер? Двести восемнадцать? Посмотрим. Вот тебе! Я ж говорю, что у этих людей
вместо головы коробка от шляпы! И это называется «новым искусством»! Новыми путями!
Может, скажете – опять типографская ошибка? Нарисована голая женщина, а в каталоге ее
называют: «Вид с обрыва»! Нет-с, это не типографская ошибка, а тенденция! Как бы
почудней, как бы позабористее на голову стать. Эх вы! Просвещенные мореплаватели!
– Это не англичане, а французы.
– Я и говорю. И я уверен, что вся выставка в стиле «О, закрой свои голубые ноги». Это
что? Четыреста одиннадцатый? Лошадки на лугу пасутся. Как оно там? Ну конечно! Они это
называют «Заседание педагогического совета»!
– А знаете – это мне нравится. Тут есть какая-то сатира… Гм! Ненормальная
постановка дела высшего образования в России. Проект Кассо…
– Нет! Нет! Вы посмотрите! Тут нормальному человеку можно с ума сойти! Я бы за это
новое искусство в Сибирь ссылал! Вы видите? Нарисован здоровенный мужчинище с
бородой, а под этим номером творец сего увража в каталоге пишет: «Моя мать»… Его мать!
Да я б его… Нет, не могу больше! Я им сейчас покажу, как публику обманывать. Ты, милый
мой, хоть и декадент, а тюрьма и для декадентов и для недекадентов одинаковая! Эй, кто тут!
Вы капельдинер? Билеты отбираете? За что? Может, и у вас новое течение? Посмотрите
вашими бесстыдными глазами – кто это может допустить?! Это какой номер? Девяносто
пятый? Мужчина с бородой? А в каталоге что? Девяносто пятый – «Моя мать»? Мать с
бородой? Юлия Пастрана? Или зарвавшаяся наглость изломанных идиотов, которым все
прощается? Я вас спрашиваю! Что вы мне на это скажете?
– Что я скажу? Позвольте ваш каталог… Вы сейчас откуда?
– Мы, миленький мой, сейчас из такого места, которое не вам чета! Там художники
хранят святые старые традиции! Одним словом – с академической выставки, которая…
– Вы бы, господин, если так экономите, то уж не кричали бы, – ведь у вас каталог-то не
нашей, а чужой выставки.
Быт
Однажды, вскоре после того как я приехал в Петербург искать счастья (то было четыре
года тому назад), мне вздумалось зайти закусить в один из самых больших и фешенебельных
ресторанов.
Об этом ресторане до сих пор я знал только понаслышке. И вошел я в его
монументальный огромный зал с некоторым трепетом.
И когда сел за столик, сразу на меня пахнуло суровостью и враждебностью
незнакомого места. Было как-то холодно, страшно и неуютно… Официанты казались
слишком необщительными, замкнутыми, метрдотель слишком величественным, а публика
слишком враждебной и неприветливой.
«Господи! – подумал я. – Как мало в человеческих отношениях простоты, сердечности
и уюта. Ведь они все такие же люди, как я; почему же они все так накрахмалены?! Так
холодны? Чужды? Страшны?»
– Что прикажете? – сухо спросил метрдотель.
– Мне бы позавтракать.
– Простите, завтраков нет. Только до трех часов. А сейчас четверть четвертого.
– А вот те едят же, – смущенно кивнул я головой.
– Те заказали раньше, – ледяным тоном ответил метрдотель.
– Значит, что же выходит: что у вас мне не дадут есть?
– Почему же-с. Можно порционно. Но долго придется ждать: пока закажут, пока
сделают.
– Тогда… ничего мне не надо, – сказал я, густо покраснев от сознания своего глупого
положения. – Если у вас такие нелепые порядки – я уйду.
Я встал и, понурив голову, обескураженный, ушел, давая себе слово никогда больше в