Page 161 - Рассказы

– Мы ничего, папочка. Мы сидим тихо.
– Сидите тихо?!
Леденящий душу смех Постулатова прозвучал в детской, сливаясь с воем бури за
окном.
– А разве дети должны сидеть тихо? Детское это дело? Сейчас же чтобы резвиться,
прыгать и смеяться.
Ну?!!
Детки заплакали.
– Простите, папочка… Мы больше никогда не будем…
– Что? Плакать? Немедленно же резвитесь, свиненки этакие! Ну, ты! Или смейся, или я
с тебя три шкуры спущу. Я вам пропишу елку!..
Прижавшись друг к другу, забившись в угол, дети с ужасом глядели на искаженное
лицо отца…
– Ах, так? Такое отношение? Не хотите веселиться?! Ну, так вы сейчас отведаете
ремня!! Эй, кто там?! Где мой кожаный ремень!! Агафья! Лизавета! Подать ремень!!
Столпившись в дверях, все домочадцы с ужасом взирали на разъяренного хозяина.
– Куда девался ремень? Агафья!
– Не знаю, барин… я и то найти его не могу!.. Уж не в зеленом ли дедушкином
сундуке?..
– Подальше, дьяволы, постарались засунуть. Прочь!! Я сам его найду!
И ринулся Постулатов в полутемный чулан, в котором стоял знаменитый дедушкин
зеленый сундук.
В каждом благоустроенном семействе имеется какой-нибудь баул, сундук или просто
коробка, в которую годами складывается всякая дрянь: сплющенная весенняя шляпка, два
разрозненных тома «Нивы», испорченная мясорубка, засаленный галстук, бутылочки со
старыми лекарствами, мужская сорочка с оторванными манжетами, пара граммофонных
пластинок и изъеденная молью плюшевая кошка.
На письменных столах и туалетах тоже стоят маленькие коробочки, в которых годами
копятся: шнурок от пенсне, полдесятка разнокалиберных пуговиц, поломанная запонка,
английская булавка и позолоченная облезшая часовая цепочка.
Зеленый сундук Постулатовых отличался той же хаотичностью и разнообразием
содержимого.
Лихорадочно рылся разъяренный Постулатов, отыскивая популярный в детской
желтый кожаный ремень от саквояжа, рылся… как вдруг рука его наткнулась на что-то
стеклянное.
«Дрянь какая-нибудь, пустая посуда», – подумал он и вытянул на свет Божий одну
бутылку, другую, третью…
Оглядел их – и сердце его бешено заколотилось: в первых двух ярким топазом сверкнул
французский коньяк, а в третьей тихо, мелодично булькала при малейшем сотрясении
настоящая смирновская водка.
– Чудеса… – проворчал он дрогнувшим голосом и закричал: – Лизочка! Лиза! Иди
сюда, голубушка!
Вошла заплаканная жена.
– Лизочек, каким эти образом в зеленом сундуке очутились коньяк и водка? Откуда это,
милая?
Жена наморщила лоб:
– Действительно, как они попали в сундук? Ах, да! Это я весной засунула их сюда,
перед Пасхой. Ты тогда купил больше чем нужно. А я сунула сюда, подальше от тебя, да и
забыла.
Постулатов подошел к жене, нагнулся близко к ее лицу:
– А чьи это глазки?
– Лизины.