Page 162 - Рассказы

– А зачем они заплаканы?
– Потому что один дурачок ее обидел.
– А если дурачок их поцелует – они будут веселее?
– Барин, – сказала, входя, Агафья. – Вот и ремень. Он за шкахвом был.
– Нацепи его себе на нос, – засмеялся Постулатов. – Послушай, Агафьюшка. Ты,
кажется, гусей хорошо жаришь? Так вот изжарь к Рождеству. Потом, я давно хотел спросить:
что ты такое кладешь в пирожки с ливером, что они так вкусно пахнут? Молодец ты у меня,
Агафьище, замечательная баба! Можешь взять для своего мужа мой старый синий пиджак…
Я его носить не буду.
Пошел в детскую легким, танцующим шагом.
– Марья Николаевна! Я доволен вашими занятиями с детьми и хотел бы чем-нибудь…
Впрочем, это уже дело жены, хе-хе! А вы что, архаровцы, приумолкли? Чего ждете?
– Сечься ждем, – покорно вздохнул самый маленький и заплакал.
– Ишь чего захотели! А чего вы больше хотели бы: сечься или елку?
С решительностью, чуждой всяких колебаний и сомнений, все сразу определили свой
вкус:
– Елку!
– Да будет так! – мелодично засмеялся отец, целуя младшего. – Кося, заведи
граммофон!..

* * *

Тысячи собак за окном улеглись спать под ровное белое покрывало. Тысячами
бриллиантов горела пелена снегов под кротким, тихим светом луны. Завтра – веселый
Сочельник.
Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение…

Отец Марьи Михайловны

… А когда разговор перешел на другие темы, Гриняев сказал:
– Доброта и добро – не одно и то же.
– Почему? – возразил Капелюхин. – Доброта относится к добру так же, как телячья
котлета к целому теленку. Другими словами: доброта – это маленький отросток добра.
– Ничего подобного, – в свою очередь возразила и Марья Михайловна. – Добро
прекрасно, возвышенно, абсолютно и бесспорно, а доброта может быть вздорной,
несправедливой, мелкой и односторонней.
– Не согласен! – замотал головой Капелюхин. – Добрый человек всегда и творит
добро!..
– Хорошо, – перебил Гриняев. – В таком случае я приведу пример, из которого вы едва
ли выпутаетесь… Скажем, путешествуете вы по какой-нибудь там пустыне Сахаре со своими
двумя детьми и со слугой… И вдруг оба ваших мальчика заболевают какой-нибудь туземной
лихорадкой… У вашего слуги есть вполне достаточный для спасения жизни детей запас
хины, но слуга вдруг уперся и ни за что не хочет отдать этого лекарства. Выхода у вас,
конечно, только два: или убить слугу и этим спасти двух детей, или махнуть на слугу рукой –
и тогда дети ваши в мучениях умрут. Что бы вы сделали?..
– Я бы убила этого подлеца слугу и взяла бы его лекарство, – мужественно сказала
Марья Михайловна.
– А вы, Капелюхин? – спросил Гриняев. – Ведь пример-то сооружен для вас.
– Что бы сделал я? Ну, я бы пообещал слуге все свое состояние, пошел бы сам к нему
слугой, стоял бы перед ним на коленях…
– Пример предполагает полную непреклонность слуги…
– Ну, тогда бы я… Да уж не знаю, что… Тогда бы я все предоставил воле Божьей.