Page 301 - Рассказы

Знаменитый актер, бывший артист императорских театров, увидев, что два человека
целуются, смело подошел и сказал:
– А не уделите ли вы мне местечка за вашим столом?
– Вам?! – радостно вскричал бывший шулер. – Да вам самое почтеннейшее место надо
уступить. Здравствуйте, Василий Николаевич!
– Виноват!.. Почему вы меня знаете? Вы разве петербуржец?
– Да как же, Господи! И господин бывший пристав петербуржец из
Александро-Невской части, и я перебуржец из Экономического клуба, и вы.
– Позвольте… Мне ваше лицо знакомо!!
– Еще бы! По клубу же! Вы меня еще – дело прошлое – били сломанной спинкой от
стула за якобы накладку.
– Стойте! – восторженно крикнул пристав. – Да ведь я же по этому поводу и протокол
составлял!!
– Ну конечно! Вы меня еще выслали из столицы на два года без права въезда!
Чудесные времена были!
– Да ведь и я вас, господин пристав, припоминаю, – обрадовался актер. – Вы меня
целую ночь в участке продержали!!
– А вы помните, за что? – засмеялся пристав.
– Черт его упомнит! Я, признаться, так часто попадал в участки, что все эти отдельные
случаи слились в один яркий сверкающий круг.
– Вы тогда на пари разделись голым и полезли на памятник Александра Третьего на
Знаменской площади.
– Господи! – простонал актер, схватившись за голову. – Слова-то какие: Александр
Третий, Знаменская площадь, Экономический клуб… А позвольте вас, милые
петербуржцы…
Все трое обнялись и, сверкая слезинками на покрасневших от волнения глазах,
расцеловались.
– О, Боже, Боже, – свесил голову на грудь бывший шулер, – какие воспоминания!..
Сколько было тогда веселой, чисто столичной суматохи, когда вы меня били… Где-то теперь
спинка от стула, которой вы… А, чай, теперь от тех стульев и помина не осталось?
– Да, – вздохнул бывший пристав. – Все растащили, все погубили, мерзавцы… А мой
участок, помните?
– Это второй-то? – усмехнулся актер. – Как отчий дом помню: восемнадцать ступенек в
два марша, длинный коридор, налево ваш кабинет. Портрет государя висел. Ведь вот было
такое время: вы – полицейский пристав, я – голый, пьяный актер, снятый с царского
памятника, а ведь мы уважали друг друга. Вы ко мне вежливо, с объяснением… Помню,
папироску мне предложили и искренне огорчились, что я слабых не курю…
– Помните шулера Афонькина? – спросил бывший шулер.
– Очень хороший был человек.
– Помню, как же. Замечательный. Я ведь и его бил тоже.
– Пресимпатичная личность. В карты, бывало, не садись играть – зверь, а вне карт – он
тебе и особенный салат-омар состряпает, и «Сильву» на рояли изобразит, и наизусть
лермонтовского «Демона» продекламирует.
– Помню, – кивнул головой пристав. – Я и его высылал. Его в Приказчичьем сильно
тогда подсвечниками обработали.
– Милые подсвечники, – прошептал лирически актер, – где-то вы теперь?.. Разворовали
вас новые вандалы! Ведь вот времена были: и электричество горело, а около играющих
всегда подсвечники ставили.
– Традиция, – задумчиво сказал бывший шулер, разглаживая шрам на лбу. – А
позвольте, дорогие друзья, почествовать вас бутылочкой «Абрашки»…
Радостные пили «Абрау». Пожимали друг другу руки и любовно, без слов, смотрели
друг другу в глаза.