Page 408 - Рассказы

элегантный, одетый с иголочки парень именуется Иван Петрович Кубарев, а не Виктор
Аполлоныч Гвоздецкий, почему та пышная черноволосая красавица называется Людмила
Акимовна, когда по всяким соображениям гораздо более подходило бы ей пышное
черноволосое имя: Вера Владимировна?
Бессознательно, но, вероятно, именно поэтому «клевреты» крестили всех окружающих
по-своему.
Самой удачной, меткой кличкой у компании считалось Полторажида – кличка, которую
прицепили к невероятно длинному рыжему унылому еврею-портному, часто освежавшему
несложный гардероб клевретов.
И совсем уж несправедливо звучала «Кальвия Криспинилла» – Magistra libidinium
Neronis, как окрестили добрую русскую няньку Анну Матвеевну… В ее характере ничего не
было общего с «профессоршей Неронова разврата», хотя Мотылек и божился, что она не
только снисходительно относится к объектам Меценатовых сердечных увлечений, но даже
сортирует их на «стоющих» и «не стоющих» и ведет с ними по телефону длинные беседы
принципиального свойства.
Одной из удачных кличек считалась также сокращенное «Яблонька», или официальное
– «Яблонька в цвету», потому что это поэтическое название вполне соответствовало
внешности Нины Иконниковой.
Высокая гибкая блондинка с огромными синими глазами, любовно озиравшими весь
Божий мир, с пышной короной белокурых, нежных, как шелковая паутина, волос, вся белая,
ароматная, будто пахнущая яблочным цветом, с высокой грудью и круглыми плечами,
упругая, здоровая и свежая, как только что вылупившееся яичко. Походка у нее была
изумительная: идет и вся вздрагивает, будто невидимые волны пробегают по телу, будто
спелый колос волнуется от налетевшего теплого летнего ветерка…
Однажды некий экспансивный прохожий не выдержал: остановился посреди улицы,
сложил молитвенно руки и пылко воскликнул:
– Боже мой! И пошлет же Господь в мир такую красоту!
Она нисколько не была шокирована этим восклицанием; приостановилась и, мило
улыбнувшись, поблагодарила:
– Спасибо вам за ласковое слово. Мне приятнее всего, что в вашем комплименте
дважды встречается слово «Бог». Значит, что вы хороший человек.
И пошла дальше как ни в чем не бывало, прямая и гибкая, как молодой тополь,
по-прежнему приветливо улыбаясь синему небу.
Первым познакомился с Яблонькой Мотылек. Этот расторопный поэт однажды долго
шел за ней по боковой аллее Летнего сада и потом, восхищенный, потеряв над собой власть,
как он вообще всегда терял власть над своим бурным темпераментом, вдруг подошел к ней и
вступил в разговор.
– Куда вы идете? – порывисто спросил он.
– В библиотеку. Книгу менять.
– И я пойду с вами.
– Вы тоже идете книгу менять? – спросила она просто, без всякой иронии.
– Нет… я этого… Давно собирался абонироваться… Да представьте себе, не знаю, как
это сделать. Это сложно?
– Совершенно не сложно, – мило рассмеялась она. – Пойдемте, я вам это устрою.
Мотылек бурно зашагал за ней, но, когда оба предстали перед прилавком, на котором
лежали толстые каталоги, Мотылек вдруг ощутил, что он оступился и летит вниз головою в
глубокую пропасть: он сейчас только вспомнил, что у него в кармане всего тридцать копеек,
а плата за абонемент в месяц с залогом превышала эту сумму ровно в семь раз.
– Вот вам бланк, – сказала будущая Яблоиька, – обязательно напишите ответы на
вопросы и здесь подпишитесь.
Чтобы отсрочить окончательно гибель и позор, Мотылек долго возился над маленьким
листком, собирал и распускал свои знаменитые морщины, раза два даже смахнул тайком пот