Page 404 - Рассказы

переглянулись.
– Неужели сорвалось? – испуганно пробормотал Мотылек на ухо Меценату. – Неужели
догадался?
– Куколка, – сухо сказал Кузя. – Мы не понимаем – что вы хотите сказать этими
словами? Мы такие горячие почитатели вашего чудного таланта…
– Я знаю, знаю! – в экстазе воскликнул Куколка. – Вот поэтому-то я и говорю, что
людей, подобных вам, я встречаю впервые в жизни! До встречи и знакомства с вами все
другие, даже друзья мои, – только бессмысленно трещали мне в уши, говорили мне хорошие
слова, а вы не только обласкали меня, но и сделали для совершенно неизвестного вам
человека то, чего не сделал бы и отец родной! Вы мне дали крылья, и я, до сих пор скромно
ползавший, как червяк, по пыльной земле, теперь чувствую себя таким сильным, таким…
мощным, что кажется мне – несколько взмахов этими сильными новыми крыльями, и я
взлечу к самим небесам!!
– Куколка, не улетайте от нас, – сентиментально попросил Новакович.
– О нет! Вы для меня теперь самые родные, и я вас никогда не покину!! Я должен быть
около вас, вдыхать, впитывать тот благородный аромат чистой поэзии, который вас окружает
и который я буду вдыхать одной грудью с вами. До встречи с вами я был мелок и вял –
теперь я будто окреп и вырос! Друзья! Я, конечно, знаю, что в ваших газетных заметках обо
мне много дружеского преувеличения, многого я еще не заслужил… Но, друзья! Я сделаю
все, чтобы оправдать эти ваши даже преувеличенные надежды на меня! Теперь у меня
появился смысл и цель работы, и я клянусь вам, что наступит время, когда вы сами будете
гордиться мной, и скажете вы тогда: «Да, это мы поддержали первые робкие шаги Куколки и
это благодаря нам он сделался тем человеком, который и свою долю внес в благородный
улей русского искусства…» И когда румяный Феб взметнет свою золотую колесницу к
солнцу…
– Коньяк-то… дома будете хлестать али куда пойдете? – деловито спросила Анна
Матвеевна, незаметно вошедшая во время пылкого монолога Куколки. – Ежели дома, то я
послала бы за коньяком… Что было старого запасу – как губки высосали!
– Кальвия Криспинилла! – завопил Мотылек. – Как вы можете говорить о пошлом
земном коньяке, когда мы пили сейчас божественный напиток, изливающийся из уст
Куколки!..
– Анна Матвеевна! – высокопарно сказал Новакович. – Вы вошли в ту самую минуту,
когда, может быть, в мире в муках рождался истинный, Божьей милостью поэт!..
И прозаично докончил шепотом:
– Нет ли у вас сахарцу, многоуважаемая? Я бы пожевал сладенького.
– Бестолковый вы народ, как погляжу я на вас, – проворчала Анна Матвеевна, доставая
из кармана горсть сахару и суя в руку Новаковича. – А ты чего, сударь, с ними
разговариваешь? Погубят они тебя. Плюнул бы на них да пошел бы прочь, в хорошую
чистую компанию.
– Имею честь кланяться, – ласково приветствовал ее Куколка. – Как ваше здоровье,
дорогая Анна Матвеевна?
– Здравствуй, здравствуй, голубчик! – благосклонно кивнула ему головой нянька. –
Какое там наше старушечье здоровье. С ногами что-то нехорошо. Не то ревматизм, не то что
другое.
– Муравьиным спиртом советую натереть, – авторитетно посоветовал Куколка.
– Как приятно видеть, – тонко усмехаясь, сказал Меценат, – сочетание в одном лице
Эскулапа с Аполлоном. Куколка, будем пить коньяк?
– Я… собственно, не пью…
– Но выпьете. Выпьем за появление на свет нового поэта, большой успех которого я
провижу духовными очами!
– О, как вы все добры ко мне! – чуть не со слезами воскликнул Куколка, поворачиваясь
во все стороны. – О, какая сладкая вещь – дружба!