Page 427 - Рассказы

Гусаков! Он теперь тоже плавает где-то, на чем-то.
После некоторого молчания – дани общего удивления странной Кузиной собаке – перст
Мецената направился на Мотылька:
– Твоя очередь, Мотылек. Твой стиль обладает большими литературными
достоинствами, и поэтому ты не будешь калечить собак или затыкать дельфинами
иллюминаторы! Алло! Мы слушаем.
– Моя история не будет веселой, потому что я нынче настроен не особенно хорошо,
хотя коронование Куколки для меня большой праздник! Кстати, Куколка! Благополучно ли
вы несете ваши секретарские обязанности?
– О спасибо! Я вам бесконечно благодарен. С редактором мы ладим, хотя знаете что?
Он мне говорил, что собирается оставить «Вершины»… Его приглашают редактировать
большую ежедневную газету. Хотите, я вас помирю, и он устроит вам в газете заведывание
литературным отделом?
– Нет, где там! Я его так тогда отделал, что придется мне жить отдельно от этого отдела
– простите за плохой каламбур. А за вас я рад, очень рад, Куколка! Вы оправдываете мои
надежды!
Мотылек собрал лицо в клубок морщин, странно поглядел на Куколку и сказал:
– Однако к делу. Моя история под стать моему настроению – будет во вкусе
болезненного, причудливого, как орхидея, художника Гойи. Тем более что и в истории этой
главное действующее лицо – художник! Итак —

О ХУДОЖНИКЕ, КОТОРЫЙ НЕ МОГ ПОПАСТЬ ДОМОЙ

Я, подобно Меценату, люблю побродить по разным трущобам, поэтому да не
покажется вам удивительным, что однажды судьба, прихоть и ноги занесли меня в мрачный
трактиришко на Обводном канале, нечто подобное той «Иордани», где Телохранитель при
первом знакомстве удержал Мецената от карточной игры с елейным убийцей…
Трактир, в который я попал, был переполнен публикой, плохо одетой и еще хуже
воспитанной, что неопровержимо доказывалось двумя висящими на стене суровыми
плакатами:

«ЗА ПОТРЕБОВАННОЕ ПЛАТИТЬ ВПЕРЕД»

и

«ЗА ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ ГОСТЕЙ, ПОЛОЖЕННЫЕ НА СТОЛ, ХОЗЯИН
НЕ ОТВЕЧАЕТ».

Я полчаса просидел среди шумливой рвани, попивая скверное теплое пиво, как вдруг
мое внимание приковал к себе один человек, сидевший налево от меня в полутемном углу
этого прокопченного дымом и пропитанного зловонием устаревших кушаний трактира.
Лицо этого человека было бело как мел, утлы рта опустились в какой-то невыносимой
смертельной тоске, а глаза угрюмо и будто испуганно сверкали из-под надвинутой на лоб
широкополой шляпы. Он тоже поглядел на меня длинным тяжелым взглядом из своего угла
и вдруг задал странный вопрос:
– А вы чего сюда пришли?
Вот это маленькое словечко «а» впереди фразы и особое ударение на местоимении
«вы» главным образом и поразило меня. Благодаря этому фраза приобретала определенную
окраску: «Я, мол, пришел сюда потому, что иначе не могу, а какие дьяволы тебя принесли в
такое место?»
– Я зашел случайно – люблю понаблюдать низы, – вежливо отвечал я на его странный
вопрос. – II потом, не находите ли вы, что в этой грязи и отчаянности падения есть своего
рода живописность?