Page 426 - Рассказы

– Не будешь же ты утверждать, проклятая Эйфелева башня, – заревел выведенный из
своего дремотного состояния Кузя, – что ради твоего поцелуя на небе погасло солнце?!
Осмелься сказать это – и ваза с крюшоном будет у тебя на голове!!
– Нет, солнце не погасло.
– Значит, вы оба на несколько минут ослепли?!
– Зрение наше было в совершеннейшем порядке.
– Телохранитель, – вступился Меценат, увидев, что Кузя потерял все свое безмятежное
спокойствие и вотвот готов броситься на Новаковича. – Телохранитель! Если ты нас не
дурачишь, то объясни же: откуда среди бела дня вдруг спустилась ночь?
– Ах, простите, я и забыл сказать вам! Дело в том, что у борта парохода резвилась стая
дельфинов… И вот один, наиболее прыткий, подпрыгнул выше других и, попав в
иллюминатор моей каюты, плотно заткнул своим туловищем отверстие иллюминатора,
каковым поступком произвел совершеннейшую темноту, столь благоприятствовавшую
ворам и влюбленным. То, что я рассказал, факт! Можете проверить у капитана! Он теперь
плавает на «Императрице Екатерине», Чайкин фамилия его.
Все прыснули со смеху, а Куколка поднял на Новаковича свои прозрачные, как лесное
озеро, голубые глаза и воскликнул с увлечением:
– А вы знаете, Телохранитель, вот прекрасная тема для рассказа в эксцентричном
английском стиле!
– Я думаю! Запишите, чтоб не забыть.
– Кузя, – скомандовал Меценат, выпив залпом бокал холодного крюшона и утирая
усы. – Твоя очередь.
– Моя история коротка, – проворчал ленивый Кузя. – В ней нет ни девушек, ни
дельфинов, а есть только —

ДВУНОГАЯ СОБАКА

О двуногой собаке я говорю не в ироническом смысле – это была настоящая собака, и
жила она во дворе той гимназии, где я получил свое блестящее воспитание.
Когда я учился в третьем классе – это была обыкновенная четвероногая собака, но
когда я перешел, засыпанный наградами, в четвертый класс (хотя моя карьера и не имела
прямого отношения к трагическому случаю с псом), то однажды этот ординарный пес
потерпел самое оригинальнейшее крушение! Именно: перебегая дорогу, попал под
автомобиль, да так попал, что колесом ему начисто отрезало переднюю левую и заднюю
правую лапу.
– Какой ужас, – покачала головой сердобольная Яблонька. – Неужели издох?!
– В том-то и дело, сударыня, что выжил! Мы, гимназисты, его и лечили. Но тут вот и
начинается самое диковинное: остался он, псенок этот, с одной правой передней к левой
задней ногой, причем ходить, конечно, не мог. Это, знаете, как стол, у которого отломаны
две ножки по диагонали. Никак его, черта, не поставишь. Но прошло некоторое время – и
собака наша стала показывать чудеса… Лежит, бывало, у стенки, греется на солнышке, вдруг
– свистнешь ее! Подползет она на брюхе к стенке, обопрется об нее боком да вдруг как
побежит!!
– Послушай, Кузя, да ведь это невозможно!
– Почему невозможно?! Она бегала по принципу двухколесного велосипеда: сразу
приобретала инерцию и мчалась как сумасшедшая! Но стоило ей только остановиться, как
она сваливалась набок, тоже вроде двухколесного велосипеда! И так как ноги ее были
расположены не на одной линии с направлением туловища по оси, а вкось, по диагонали, то
она бегала не прямо, а всегда загибала самые крутые виражи.
Кузя поглядел на Новаковича с убийственной иронией и закончил:
– Я вижу, что вы мне не совсем верите, но утверждаю, что собака такая была, и, как
любит говорить Новакович, это легко проверить: ее звали Лорд! А владельца звали –