Page 155 - Белая гвардия

— Это мой двоюродный брат… — ответила Рейсс и потупила свои глаза.
— Как его фамилия?

— А зачем вам?
— Вы меня спасли… Я хочу знать.

— Спасла и вы имеете право знать? Его зовут Шполянский.

— Он здесь?
— Нет, он уехал… В Москву. Какой вы любопытный.
Что-то дрогнуло в Турбине, и он долго смотрел на черные баки и черные глаза…
Неприятная, сосущая мысль задержалась дольше других, пока он изучал лоб и губы
председателя «Магнитного Триолета». Но она была неясна… Предтеча. Этот несчастный
в козьем меху… Что беспокоит? Что сосет? Какое мне дело. Аггелы… Ах, все равно… Но
лишь бы прийти еще сюда, в странный и тихий домик, где портрет в золотых эполетах.
— Идите. Пора.

— Никол? Ты?
Братья столкнулись нос к носу в нижнем ярусе таинственного сада у другого домика.
Николка почему-то смутился, как будто его поймали с поличным.
— А я, Алеша, к Най-Турсам ходил, — пояснил он и вид имел такой, как будто его
поймали на заборе во время кражи яблок.

— Что ж, дело доброе. У него мать осталась?
— И еще сестра, видишь ли, Алеша… Вообще.

Турбин покосился на Николку и более расспросам его не подвергал.
Полпути братья сделали молча. Потом Турбин прервал молчание.

— Видно, брат, швырнул нас Пэтурра с тобой на Мало-Провальную улицу. А? Ну, что ж,
будем ходить. А что из этого выйдет — неизвестно. А?

Николка с величайшим интересом прислушался к этой загадочной фразе и спросил в
свою очередь:

— А ты тоже кого-нибудь навещал, Алеша? В Мало-Провальной?
— Угу, — ответил Турбин, поднял воротник пальто, скрылся в нем и до самого дома не
произнес более ни одного звука.

Обедали в этот важный и исторический день у Турбиных все — и Мышлаевский с
Карасем, и Шервинский. Это была первая общая трапеза с тех пор, как лег раненый
Турбин. И все было по-прежнему, кроме одного — не стояли на столе мрачные, знойные
розы, ибо давно уже не существовало разгромленной конфетницы Маркизы, ушедшей в
неизвестную даль, очевидно, туда, где покоится и мадам Анжу. Не было и погон ни на
одном из сидевших за столом, и погоны уплыли куда-то и растворились в метели за
окнами.
Открыв рты, Шервинского слушали все, даже Анюта пришла из кухни и прислонилась к
дверям.
— Какие такие звезды? — мрачно расспрашивал Мышлаевский.

— Маленькие, как кокарды, пятиконечные, — рассказывал Шервинский, — на папахах.