Page 159 - Доктор Живаго

— Видишь вышку на шихане? — спросил Вакх. — Микулич твой и Микулишна. А под
ними распадок, лог, прозвание ему Шутьма.
Два ружейных выстрела, один вслед за другим, прокатились в той стороне, рождая
дробящиеся, множащиеся отголоски.
— Что это? Никак партизаны, дедушка? Не в нас ли?
— Христос с вами. Каки партижане. Степаныч в Шутьме волков пужая.

9

Первая встреча приехавших с хозяевами произошла на дворе директорского домика.
Разыгралась томительная, по началу молчаливая, а потом — сбивчиво-шумная, бестолковая
сцена.
Елена Прокловна возвращалась по двору из лесу с вечерней про гулки. Вечерние лучи
солнца тянулись по её следам через весь лес от дерева к дереву почти того же цвета, что её
золотистые волосы. Елена Прокловна одета была легко, по-летнему. Она раскраснелась и
утирала платком разгоряченное ходьбою лицо. Ее открытую шею перехватывала спереди
резинка, на которой болталась её скинутая на спину соломенная шляпа.
Ей навстречу шел с ружьем домой её муж, поднявшийся из оврага и предполагавший
тотчас же заняться прочисткой задымленных стволов, в виду замеченных при разрядке
недочетов.
Вдруг, откуда ни возьмись, по камням мощеного въезда во двор лихо и громко вкатил
Вакх со своим подарком.
Очень скоро, слезши с телеги со всеми остальными, Александр Александрович, с
запинками, то снимая, то надевая шляпу, дал первые объяснения.
Несколько мгновений длилось истинное, не показное остолбенение поставленных
втупик хозяев, и непритворная, искренняя потерянность сгорающих со стыда несчастных
гостей.
Положение было понятно без разъяснений не только участникам, Вакху, Нюше и
Шурочке. Ощущение тягостности передавалось кобыле и жеребенку, золотистым лучам
солнца и комарам, вившимся вокруг Елены Прокловны и садившимся на её лицо и шею.
— Не понимаю, — прервал, наконец, молчание Аверкий Степанович. — Не понимаю,
ничего не понимаю, и никогда не пойму. Что у нас юг, белые, хлебная губерния? Почему
именно на нас пал выбор, почему вас сюда, сюда, к нам угораздило?
— Интересно, подумали ли вы, какая это ответственность для Аверкия Степановича?
— Леночка, не мешай. Да, вот именно. Она совершенно права.
Подумали ли вы, какая это для меня обуза?
— Бог с вами. Вы нас не поняли. О чем речь? Об очень малом, ничтожном. Никакого
покушения на вас, на ваш покой.
Угол какой-нибудь в пустой развалившейся постройке. Клинушек никому не нужной,
даром пропадающей земли под огород. Да возик дровец из лесу, когда никто не увидит.
Неужели это так много, такое посягательство?
— Да, но свет широк. Причем мы тут? Почему этой чести удостоились именно мы, а не
кто-нибудь другой?
— Мы о вас знаем и надеялись, что и вы о нас слышали. Что мы не чужие для вас и
сами попадем не к чужим.
— А, так дело в Крюгере, в том, что вы его родня? Да как у вас язык поворачивается
признаваться в таких вещах в наше время?
Аверкий Степанович был человек с правильными чертами лица, откидывавший назад
волосы, широко ступавший на всю ногу и летом тесьмяным снурком с кисточкой
подпоясывавший косоворотку. В древности такие люди ходили в ушкуйниках, в новое время
они сложили тип вечного студента, учительствующего мечтателя.
Свою молодость Аверкий Степанович отдал освободительному движению, революции,