Page 161 - Доктор Живаго

— Завтра надо будет с утра осмотреть пристройку, которую он нам наметил, и если она
пригодна для жилья, разом за её починку. Тем временем как будем приводить угол в
порядок, почва отойдет, земля согреется. Тогда, не теряя ни минуты, за грядки. Мне
послышалось, будто он между слов, в разговоре обещал помочь семенною картошкой. Или я
ослышался?
— Обещал, обещал. И другими семенами. Я своими ушами слышал. А угол, который
он предлагает, мы видели проездом, когда пересекали парк. Знаете, где? Это зады
господского дома, утонувшие в крапиве. Деревянные, а сам он каменный. Я вам с телеги
показывал, помните? Там бы стал я рыть и грядки.
По-моему, там остатки цветника. Так мне показалось издали.
Может быть, я ошибаюсь. Дорожки надо будет обходить, пропускать, а земля старых
клумб наверное основательно унаваживалась и богата перегноем.
— Завтра посмотрим. Не знаю. Грунт наверное страшно затравянел и тверд, как камень.
При усадьбе был, должно быть, огород. Может быть, участок сохранился и пустует. Все это
выяснится завтра. По утрам тут еще наверное заморозки. Ночью мороз будет наверняка.
Какое счастье, что мы уже здесь, на месте. С этим можно поздравить друг друга. Тут хорошо.
Мне нравится.
— Очень приятные люди. В особенности он. Она немного ломака. Она чем-то
недовольна собой, ей что-то в себе самой не нравится. Отсюда эта неутомимая,
притворно-вздорная говорливость. Она как бы торопится отвлечь внимание от своей
внешности, предупредить невыгодное впечатление. И то, что она шляпу забывает снять и на
плечах таскает, тоже не рассеянность. Это действительно к лицу ей.
— Пойдем однако в комнаты. Мы слишком тут застряли.
Неудобно.
По пути в освещенную столовую, где за круглым столом под висячею лампой сидели за
самоваром и распивали чай хозяева с Антониной Александровной, зять и тесть прошли через
темный директорский кабинет.
В нем было широкое цельного стекла окно во всю стену, возвышавшееся над оврагом.
Из окна, насколько успел заметить доктор еще вначале, пока было светло, открывался вид на
далекое заовражье и равнину, по которой провозил их Вакх. У окна стоял широкий, также во
всю стену, стол проектировщика или чертежника. Вдоль него лежало, в длину положенное,
охотничье ружье, оставляя свободные борта слева и справа, и тем оттеняя большую ширину
стола.
Теперь, минуя кабинет, Юрий Андреевич снова с завистью отметил окно с обширным
видом, величину и положение стола и поместительность хорошо обставленной комнаты, и
это было первое, что в виде восклицания хозяину вырвалось у Юрия Андреевича, когда он и
Александр Александрович подошли к чайному столу, войдя в столовую.
— Какие у вас замечательные места. И какой у вас кабинет превосходный,
побуждающий к труду, вдохновляющий.
— Вам в стакане или в чашке? И какой вы любите, слабый или крепкий?
— Смотри, Юрочка, какой стереоскоп сын Аверкия Степановича смастерил, когда был
маленький.
— Он до сих пор еще не вырос, не остепенился, хотя отвоевывает Советской власти
область за областью у Комуча.
— Как вы сказали?
— Комуч.
— Что это такое?
— Это войска Сибирского правительства, стоящие за восстановление власти
Учредительного собрания.
— Мы весь день, не переставая, слышим похвалы вашему сыну.
Можете по всей справедливости им гордиться.
— Эти виды Урала, двойные, стереоскопические, тоже его работа и сняты его