Page 293 - Доктор Живаго

Улица, которой было непонятно это прозвище и которая все ловит на слух и все
перевирает, переделала на свой лад это обозначение, ближе к своему злободневному
площадному наречию.

3

Это было в разрушенном до основания городе Карачеве, в скором времени после
ночевки Гордона и Дудорова в Черни и их тамошнего ночного разговора. Здесь, нагоняя
свою армию, приятели застали кое-какие её тылы, следовавшие за главными силами.
Стояла больше месяца не прерывавшаяся ясная и тихая погода жаркой осени. Обданная
жаром синего безоблачного неба, черная, плодородная земля Брынщины, благословенного
края между Орлом и Брянском, смуглела на солнце шоколадно-кофейным отливом.
Город прорезала главная прямая улица, сливавшаяся с трассой большой дороги. С
одной стороны её лежали обрушенные дома, превращенные минами в кучи строительного
мусора, и вывороченные, расщепленные и обгорелые деревья сровненных с землею
фруктовых садов. По другую сторону, через дорогу, тянулись пустыри, может быть, мало
застроенные и раньше, до разгрома города, и более пощаженные пожаром и пороховыми
взрывами, потому что здесь нечего было уничтожать.
На прежде застроенной стороне бесприютные жители ковырялись в кучах
недогоревшей золы, что-то откапывали и сносили из дальних углов пожарища в одно место.
Другие наскоро рыли себе землянки и резали землю пластами для обкладки верхней части
жилья дерном.
На противоположной, незастроенной стороне белели палатки и теснились грузовики и
конные фургоны всякого рода служб второго эшелона, оторвавшиеся от своих дивизионных
штабов полевые госпитали, заблудившиеся, перепугавшиеся и разыскивающие друг друга
отделы всевозможных парков, интендантств и провиантских складов. Тут же опрастывались,
примащивались подкрепиться, отсыпались и затем плелись дальше на запад тощие
худосочные подростки из маршевых рот пополнения, в серых пилотках и тяжелых серых
скатках, с испитыми, землистыми, дизентерией обескровленными лицами.
Наполовину обращенный в пепел и взорванный город продолжал гореть и рваться
вдали, в местах залегания мин замедленного действия. То и дело копавшиеся в садах
прерывали работу, остановленные отраженным сотрясением земли под ногами, распрямляли
согнутые спины, опирались на ручки заступов и, повернувши голову в направлении
разразившегося взрыва, отдыхали, долго глядя в ту сторону.
Там сперва столбами и фонтанами, а потом ленивыми, отяжелевшими наплывами
восходили к небу серые, черные, кирпично-красные и дымно-огненные облака поднятого на
воздух мусора, расплывались, раскидывались султанами, рассеивались, оседали назад на
землю. И работавшие снова брались за работу.
Одну из полян на незастроенной стороне окаймляли кусты и покрывали сплошной
тенью росшие на ней старые деревья. Этой растительностью поляна отгораживалась от
остального мира, как стоящий особняком и погруженный в прохладный сумрак крытый двор.
На поляне бельевщица Таня с двумя или тремя однополчанами и несколькими
напросившимися попутчиками, а также Гордон и Дудоров дожидались с утра грузовика, —
высланного за Танею и порученным ей полковым имуществом. Оно размещено было в
нескольких стоявших на поляне и горой наставленных ящиках.
Татьяна стерегла их и ни на шаг от них не отходила, но и другие держались вблизи от
ящиков, чтобы не проворонить возможности уехать, когда она представится.
Ожидание длилось давно, больше пяти часов. Ожидающим нечего было делать. Они
слушали неумолчную трескотню словоохотливой и видавшей виды девушки. Только что она
рассказала о своей встрече с генерал-майором Живаго:
— Как же. Вчерашний день. К генералу меня лично водили. К генерал-майору Живаго.
Он тут проездом насчет Христи интересовался, опрашивал. Очных свидетелей, которые в