Page 289 - Доктор Живаго

Условностью данного случая, оправдывавшего натяжку её легкой, непредвзятой
беседы, были её слезы, в которых тонули, купались и плавали её житейские непраздничные
слова.
Казалось именно эти мокрые от слез слова сами слипались в её ласковый и быстрый
лепет, как шелестит ветер шелковистой и влажной листвой, спутанной теплым дождем.
— Вот и снова мы вместе, Юрочка. Как опять Бог привел свидеться. Какой ужас,
подумай! О я не могу! О Господи! Реву и реву! Подумай! Вот опять что-то в нашем роде, из
нашего арсенала. Твой уход, мой конец. Опять что-то крупное, неотменимое. Загадка жизни,
загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А
мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по
нашей части.
Прощай, большой и родной мой, прощай моя гордость, прощай моя быстрая глубокая
реченька, как я любила целодневный плеск твой, как я любила бросаться в твои холодные
волны.
Помнишь, прощалась я с тобой тогда там, в снегах? Как ты обманул меня! Разве я
поехала бы без тебя? О, я знаю, я знаю, ты это сделал через силу, ради моего воображаемого
блага. И тогда всё пошло прахом. Господи, что я испила там, что вынесла! Но ведь ты ничего
не знаешь. О, что я наделала, Юра, что я наделала! Я такая преступница, ты понятия не
имеешь! Но я не виновата. Я тогда три месяца пролежала в больнице, из них один без
сознания. С тех пор не житье мне, Юра. Нет душе покоя от жалости и муки. Но ведь я не
говорю, не открываю главного.
Назвать это я не могу, не в силах. Когда я дохожу до этого места своей жизни, у меня
шевелятся волосы на голове от ужаса.
И даже, знаешь, я не поручусь, что я вполне нормальна. Но видишь, я не пью, как
многие, не вступаю на этот путь, потому что пьяная женщина это уже конец, это что-то
немыслимое, не правда ли.
И она что-то говорила еще и рыдала и мучилась. Вдруг она удивленно подняла голову
и огляделась. В комнате давно были люди, озабоченность, движение. Она спустилась со
скамейки и, шатаясь, отошла от гроба, проведя ладонью по глазам и как бы отжимая
недоплаканный остаток слез, чтобы рукой стряхнуть их на пол.
К гробу подошли мужчины и подняли его на трех полотенцах.
Начался вынос.

17

Лариса Федоровна провела несколько дней в Камергерском.
Разбор бумаг, о котором была речь с Евграфом Андреевичем, был начат с её участием,
но не доведен до конца. Состоялся и её разговор с Евграфом Андреевичем, о котором она его
просила. Он узнал от нее что-то важное. Однажды Лариса Федоровна ушла из дому и больше
не возвращалась. Видимо, её арестовали в те дни на улице и она умерла или пропала
неизвестно где, забытая под каким-нибудь безымянным номером из впоследствии
запропастившихся списков, в одном из неисчислимых общих или женских концлагерей
севера.

ЧАСТЬ шестнадцатая.
ЭПИЛОГ

1

Летом тысяча девятьсот сорок третьего года, после прорыва на Курской дуге и
освобождения Орла возвращались порознь в свою общую войсковую часть недавно