Page 36 - Доктор Живаго
P. 36
переходе куда-нибудь к знакомым в другую часть Москвы поздно было думать, их район
был оцеплен. Надо было приискать угол поближе, внутри круга. Вспомнили о «Черногории».
Выяснилось, что они не первые. В гостинице все было занято.
Многие оказались в их положении. По старой памяти их обещали устроить в бельевой.
Собрали самое необходимое в три узла, чтобы не привлекать внимание чемоданами, и
стали со дня на день откладывать переход в гостиницу.
Ввиду патриархальных нравов, царивших в мастерской, в ней до последнего времени
продолжали работать, несмотря на забастовку. Но вот как-то в холодные, скучные сумерки с
улицы позвонили. Вошел кто-то с претензиями и упреками. На парадное потребовали
хозяйку. В переднюю унимать страсти вышла Фаина Силантьевна.
— Сюда, девоньки! — вскоре позвала она туда мастериц и по очереди стала всех
представлять вошедшему.
Он с каждою отдельно поздоровался за руку прочувствованно и неуклюже и ушел, о
чем-то уговорившись с Фетисовой.
Вернувшись в зал, мастерицы стали повязываться шалями и вскидывать руки над
головами, продевая их в рукава тесных шубеек.
— Что случилось? — спросила подоспевшая Амалия Карловна.
— Нас сымают, мадам. Мы забастовали.
— Разве я… Что я вам сделала плохого? — Мадам Гишар расплакалась.
— Вы не расстраивайтесь, Амалия Карловна. У нас зла на вас нет, мы очень вами
благодарны. Да ведь разговор не об вас и об нас. Так теперь у всех, весь свет. А нешто
супротив него возможно?
Все разошлись до одной, даже Оля Демина и Фаина Силантьевна, шепнувшая на
прощание хозяйке, что инсценирует эту стачку для пользы владелицы и заведения. А та не
унималась.
— Какая черная неблагодарность! Подумай, как можно ошибаться в людях! Эта
девчонка, на которую я потратила столько души! Ну хорошо, допустим, это ребенок. Но эта
старая ведьма!
— Поймите, мамочка, они не могут сделать для вас исключения, — утешала её Лара. —
Ни у кого нет озлобления против вас. Наоборот. Все, что происходит сейчас кругом, делается
во имя человека, в защиту слабых, на благо женщин и детей. Да, да, не качайте так
недоверчиво головой. От этого когда-нибудь будет лучше мне и вам.
Но мать ничего не понимала.
— Вот так всегда, — говорила она, всхлипывая. — Когда мысли и без того путаются,
ты ляпнешь что-нибудь такое, что только вылупишь глаза. Мне гадят на голову, и выходит,
что это в моих интересах. Нет, верно, правда выжила я из ума.
Родя был в корпусе. Лара с матерью одни слонялись по пустому дому. Неосвещенная
улица пустыми глазами смотрела в комнаты. Комнаты отвечали тем же взглядом.
— Пойдемте в номера, мамочка, пока не стемнело. Слышите, мамочка? Не откладывая,
сейчас.
— Филат, Филат! — позвали они дворника. — Филат, проводи нас, голубчик, в
«Черногорию».
— Слушаюсь, барыня.
— Захватишь узлы, и вот что, Филат, присматривай тут, пожалуйста, пока суд да дело.
И зерна и воду не забывай Кириллу Модестовичу. И все на ключ. Да, и, пожалуйста,
наведывайся к нам.
— Слушаюсь, барыня.
— Спасибо, Филат. Спаси тебя Христос. Ну, присядем на прощание, и с Богом.
Они вышли на улицу и не узнали воздуха, как после долгой болезни. Морозное, как под
орех разделанное пространство, легко перекатывало во все стороны круглые, словно на
токарне выточенные, гладкие звуки. Чмокали, шмякали и шлепались залпы и выстрелы,
расшибая дали в лепешку.