Page 166 - Донские рассказы

IV
Мать возится у печки, кончает стряпаться. Подошел Митька боком, сказал, глядя в
сторону:
– Маманька… испеки пышек… я бы отнес энтим, какие в сарае сидят… пленным.

У матери на глазах мокрая пленка.
– Отнеси, сынок, может – и наш Федя страдает где… И у пленных матери есть, тоже
небось ночами подушки не высыхают.
– А как батя узнает?

– Не приведи бог! Ты, Митенька, вечером отнеси. Какие казаки стерегут, отдай им и
скажи, чтоб передали…

Солнце, как нарочно, замедляет шаг и ползет над станицей, равнодушное к Митькиному
нетерпению и невозмутимое. Насилу дождался, пока спустится темнота, прошел на
площадь, ящерицей скользнул между проволочной огорожей и к дверям, а сам рукой
придерживает за пазухой узелок с харчами.
– Кто идет? Стой! Стрелять буду!..

– Это я… харчи пленным принес.
– Кто такой? Проваливай, пока приклада не пробовал! Черт тебя носит по ночам! Дня
тебе мало харч носить?
– Погоди, Прохорыч, никак, это комендантов парнишка?

– Ты Анисима Петровича сынок?
– Да…

– Тебя кто же с харчами прислал? Отец?
– Не-ет… Я сам.

К Митьке подошли двое казаков. Старший, бородатый, ухватил Митьку за ухо.
– Тебя кто, пащенок, научил харчи пленным таскать? Ты того не могешь понять, что они
нам есть самые вредные враги? А ежели я про эти дела батяньке твоему доложу? Он как
за это тебя примолвит?

– Брось, Прохорыч! Жалко тебе чужого хлеба? В два горла жрать все равно не будешь,
возьми харчишки, передадим!
– А ежели Анисим Петрович про то узнает! Тебе рассусоливать хорошо, ты один, а у меня
семейство. За подобные дела на фронт пошлют, да к тому же и розог всыплют…
– Да ну тебя к черту, расплакался!.. Эй, парнишонок, ты куда же удираешь? Тащи свои
харчи, передам, что ли.
Передал Митька молодому в руки узелок; нагнувшись, шепнул тот ему:

– По средам и пятницам я дежурю… Приноси.
Каждую среду и пятницу вечерами приходил Митька на площадь; стараясь не
зацепиться за колючую проволоку, лез через огорожу, передавал часовому узелок и
возвращался домой, пригибаясь у плетней и оглядываясь.